Аполлон молча постоял около Уильяма минуту или две.
– Могу я пойти с тобой дальше? – спросил тот.
– Я собираюсь разобраться с мерзким дерьмом. Так что делай что хочешь.
Сейчас им угрожала опасность только от некоторых проявлений современной жизни, появившихся на острове. Открытый люк, например, мог стать причиной падения на двадцать метров в темноту. Кусок кирпичной стены, спрятавшийся под буйной растительностью, именно в этот момент мог упасть и раздавить их.
– Видишь огни вон там? – спросил Аполлон.
Естественный огонь, не электрический свет. К югу и будто парящий в воздухе.
– Блуждающий огонек, – тихо проговорил Уильям, глядя на свет.
Когда глаза Аполлона приспособились к новой картине, он понял, что на втором этаже двухэтажного здания горит маленький костер. Вся передняя стена давно рассыпалась и рухнула, и теперь создавалось впечатление, будто он смотрит на диораму. Он не видел никого около костра, но кто еще мог его развести? Эмма. Она все это время пыталась выжить в одиночестве на диком острове. Если честно, он не думал, что ему удастся ее найти. Будто заряд электричества ударил его в затылок, и ему пришлось признаться самому себе, что чувствовал то же самое, когда собирался на их первое свидание. Уильям и Аполлон больше не шагали рядом, Аполлон Кагва сорвался с места и побежал.
Глава 54
К 1981 году пациенты, болевшие оспой, давно покинули Норт-Бротер. Ветеранов войны переселили в другое место, и здесь больше не лечили наркоманов. Остров превратился в колонию, где гнездились ночные цапли. Маленькие невзрачные птицы, которые часами щелкали друг на друга клювами, а потом, когда у них появлялось соответствующее настроение, принимались натужно жаловаться на свою жизнь. Они захватили остров на двадцать лет, но в начале XXI века его покинули. Никто не знал, по какой причине это произошло, скорее всего, ими двигало стремление к перемене мест – в общем, ничего особо интересного или выдающегося.
Сегодня Аполлон Кагва понял, почему цапли оставили остров. Их отсюда выжили.
На остров Норт-Бротер вернулись женщины и дети.
Они поселились не в туберкулезном отделении, самом большом и еще вполне надежном с точки зрения состояния здании, а выбрали дом, где раньше жили медсестры, четырехэтажное строение в неоготическом стиле, в форме буквы U, достаточно большое, чтобы вместить сто двадцать пять медсестер. Его построили в 1904 году, природные силы давным-давно уничтожили окна, но женщины и дети их как-то восстановили, и Аполлон видел, как свет от костра мерцает сквозь прозрачный пластик, натянутый в оконных проемах. В здании, которое он увидел издалека, на втором этаже горели костры, но теперь они показались ему скорее сигнальными огнями, помогающими людям найти сюда дорогу, чем светом жилища. Что-то вроде базового лагеря.
Аполлон стоял на границе расчищенного двора, на дальней его стороне находился Дом медсестер, рядом с коттеджем, где жили врачи, зданием с разрушенным фасадом. Между двумя строениями ходили женщины, парами и поодиночке, тут и там дети выглядывали в окна, за которыми царила ночь. У Аполлона возникло ощущение, будто он случайно наткнулся на американскую деревню где-то в 1607 году.
Как такое могло происходить настолько близко от Нью-Йорка? Квартира Аполлона находилась меньше чем в четырех милях от этого места, но короткое путешествие на лодке привело его на берег острова из сказки. Он смотрел на детей и женщин с благоговением, граничащим с ужасом.
Аполлон не стал советоваться с Уильямом на предмет того, что делать дальше. Он даже себе не задал этого вопроса. Он просто вышел из теней и шагнул во двор, из укрытия на открытое пространство.
Это не значит, что он не испытывал страха, на самом деле он едва дышал, потому что у него от волнения перехватило горло. Чтобы успокоиться, Аполлон заговорил сам с собой, начал произносить свою мантру, решив, что, если повторит достаточно раз, сумеет в нее поверить.
– Я бог Аполлон, – прошептал он, но так тихо, что сам себя не услышал. – Я бог Аполлон, – произнес он громче, не в силах контролировать свой голос.
Он чувствовал какую-то дикую, безумную энергию, которую был не в силах сдерживать. Это состояние имело еще одно название – паника.
Аполлон подошел к Дому медсестер, обнаружил, что в нем нет входной двери, и начал быстро, насколько позволяли дрожащие ноги, подниматься по ступеням крыльца.
– Я бог Аполлон! – крикнул он. – И я жажду мести!
Аполлона заметили сразу, как только он вышел из тени опутанного ползучими растениями пожарного гидранта, и во дворе появились четыре женщины. Каждая держала в руке ножку от стула, превращенную в дубинку. Сквозь отверстие в основании были пропущены кожаные ремни, которые женщины намотали вокруг запястий. Все четверо были закутаны с головы до ног в зеленые плащи, скрывавшие верхнюю часть тел и головы наподобие чадры – великолепный камуфляж в зеленом мире острова. Когда они обступили Аполлона со всех сторон, у него появилось ощущение, будто его окружил сам лес. Он не слышал, как они подошли, не заметил, как подняли над головами дубинки.
Четыре женщины избили Аполлона Кагву до потери сознания.
Глава 55
Впрочем, избить человека так, чтобы он потерял сознание, совсем не просто, и Аполлон пожалел об этом. Его целых две минуты, показавшиеся ему двадцатью годами, колотили дубинками, но он так и не лишился чувств. Напавшие на него женщины отлично знали свое дело, они не трогали голову, они хотели, чтобы он понимал, что происходит. Они били его по ногам и рукам, отнимая способность двигаться. В их планы не входило, чтобы он начал отбиваться или лягаться, или выхватит у кого-то из них оружие. Если у него имелся при себе пистолет или нож, он не мог ими воспользоваться, так как у него не действовали обе руки. Они наносили такие сильные удары, что у Аполлона возникло ощущение, будто конечности у него скованы льдом от боли. Он потерпел поражение еще прежде, чем понял, что его атаковали, и рухнул на ступеньки, точно получил разряд электрического тока.
Аполлон лежал на спине, но ничего не видел, глаза больше его не слушались. Он подумал, что ослеп от яростных ударов, и это потрясло его даже больше, чем боль. Странные женщины, которые избили его до полусмерти, знали, что он стал беспомощным, точно ребенок. Аполлон скатился со ступенек и остался лежать на земле, словно свернутый ковер.
Женщины тем временем опустили дубинки, соединили концы, построив четырехугольник с прямыми углами, потом набросили кожаные петли, соорудив импровизированные носилки, перекатили на них Аполлона, и он оказался лежащим лицом вниз. Затем каждая из женщин взялась за ножку от стула, и, дружно крякнув, они подняли «носилки». Получилось что-то вроде «ноши пожарного», только они использовали дубинки вместо рук.
Носилки были такого размера, что на них поместилась только верхняя часть тела Аполлона, руки и голова болтались, ноги волочились сзади. Команда из четырех женщин понесла его прочь со двора. Все про все заняло минуту и пятьдесят секунд. Они были очень слаженной командой. Окна на фасаде в Доме медсестер заполнили детские лица, из Докторского коттеджа за ними наблюдали женщины. Третье здание, двухэтажное, построенное из кирпича, называлось Школа. Свет, настоящий, электрический, горел только в одном помещении. У окна стояла женщина, которая дольше остальных смотрела, как уносят Аполлона.
