Я в городе невзрачном родилась,
где – церковка, два-три ученых сана
и крупная больница (как ни странно —
«психушка»), что за годы разрослась.
Я в детстве часто говорила «нет».
В том радости для близких было мало.
Я и сама бы, право, не желала
такую дочь произвести на свет.
(Перевод с немецкого Марины Гершенович.)
Вот один из примеров гордыни «маленькой пани Баникевич-Гронской».
Семья Валентины жила бедно, как, впрочем, и большинство семей в деревне. Да, вдобавок к этому отец с матерью развелись и завели другие семьи. У отчима было много своих детей, которые часто приезжали к отцу. Его дети ели из общей миски, и вся эта картина выглядела не очень эстетично. Маленькая и гордая пани не могла видеть это «пиршество богов» и часто уходила из-за стола голодной.
А когда мать варила гнилую картошку для свиней, то маленькая пани сидела рядом, выбирала не совсем прогнившую, чтобы хоть что-нибудь поесть. «Не обращайте внимания, – говорила мать, – наша Валентина ест только с принцами или со свиньями. Людей она не признает».
Мать Валентины оказалась недалека от истины: через полвека ее дочь, профессор Килского университета, будет обедать за одним столом с английским принцем Майклом Кентским, по матери из рода Романовых. Так что, читатель, иронизируя, шутя и мечтая, будь осторожен – мечты иногда сбываются!
Маленькая Валя рано научилась читать и считать: учебник арифметики для начальной школы Н.С. Попова, «Учпедгиз», Ленинград, 1937 г., она никогда не выпускала из рук и даже спала с ним в обнимку, вероятно, уже тогда предчувствуя, что арифметика понадобится ей, чтобы считать метафоры и другие тропы Иосифа Бродского.
Свою гордыню ВП пронесла через всю жизнь. Доказательством является другой пример из жизни «уже взрослой пани Баникевич-Гронской».
Звоню Валентине: «Как дела?» «Срочно нужны деньги на антологию поэтов о Бродском!» Меня это не удивило, потому что она всегда ищет деньги для других: то для приглашения поэтов в Англию, то для сборника русских поэтесс в английских переводах, то для антологии о Бродском, то для установки бюста Бродского в Килском университете, сейчас она ищет деньги для проведения фестиваля Бродского в Израиле…
«Да нет ничего проще!» – отвечает ваш покорный слуга. «Так подскажите, где их найти?» – с надеждой в голосе вопрошает Валентина.
«Возьмите необходимую Вам сумму и поделите ее между всеми авторами антологии. Ваши поэты последние штаны продадут, лишь бы попасть в антологию о Бродском!»
И вот тут на передний план выходит гордыня пани Баникевич-Гронской и заявляет:
«Я не могу брать деньги у бедных поэтов!»
«А у небедных поэтов можете брать деньги?»
Видимо, почувствовав ход моих мыслей, пани Баникевич-Гронская опять гордо говорит «Нет!» и переводит разговор на другую тему:
«Вы лучше пришлите для антологии свои стихи о Телемаке с эпиграфом из Бродского».
И тут со мной происходит необъяснимая метаморфоза: ваш покорный слуга, всю жизнь в отечестве привыкший гнуться и говорить только «да», неожиданно для самого себя отвечает:
«Нет, лучше возьмите в антологию стихи моего друга».
«Но почему – нет?!» – удивленно спрашивает Валентина.
«Не хочу вести «Разговор с небожителем» разноголосым хором в 200 человек. Хочу поговорить с ним тет-а-тет, без свидетелей».
«Ах, какой Вы гордый! – воскликнула гордая пани Баникевич-Гронская, и я почувствовал в ее голосе нотки ее матери. – Откуда это у Вас, молодой человек?»
«Все-таки мой прадед, дед и отец родились в гордой Польше. Вероятно, у меня это оттуда же, откуда и у Вас…»
Письмо Одиссея сыну Телемаку из Греции с чемпионата Европы по футболу 2004 года
«Расти большой, мой Телемак, расти»
Иосиф Бродский
Посвящается сыну
Мой Телемак, тебе 16 лет!
Пусть Боги защитят от всяких бед,
всех победили греки – мы в финале!
Турнир футбольный вновь идет к концу
и португальцы, думаю, едва ли
нас одолеют… Мы придем к венцу
лавровому, и, сидя на привале,
прочти письмо, которое отцу
пристало написать тебе в начале.
Ничто не изменилось за века —
лишь обмелела Памяти Река!
Все жаждут зрелищ, вместо хлеба – пиво,
закончилась Троянская война —
кругом Вестфальский мир… Скажу на диво
играют гладиаторы в футбол
и усмиряют толпы так красиво:
забьют не человека, просто гол —
и плебс, как в древности, счастливый!
Арена превратилась вдруг в экран
и разнеслась по миру… Но ни ран,
ни войн и ни смертей не стало меньше:
в Афинах вновь огонь Олимпа блещет,
а в Мекке открывается Коран…
Все так, как много сотен лет назад!..
Но по экранам Архимеда взгляд
скользит – и не находит в них опору,
как будто Мефистофеля рука
на пульте телевиденья… Пока
ничто не изменилось за века —
и это не дает покоя взору!..
Расти, мой Телемак, расти большой!
Как Моисей, как твой Гомер, как Данте,
раскрой пред миром все свои таланты
наполненные смыслом и душой…
Твой Одиссей (на две седьмых лишь твой
[1]). Исход: колобок Валентины Полухиной, или От Урюпа до Лондона
Как я уже говорил, читать, писать и считать маленькая Валя научилась сама еще до школы: эту способность учиться она пронесла через всю жизнь, как, впрочем, и Бродский, который, не окончив школы, обладал энциклопедическими знаниями. В пятый класс колобок Валентины Полухиной покатился в соседнюю деревню за два километра от Урюпа по сибирскому морозу, отмораживая попеременно то уши, то нос. После седьмого класса девочка решила поступать в педучилище в соседнем городке Мариинске. Но денег на билет не было, и 14-летняя отличница учебы, прижимая к себе картонный чемоданчик, где лежали две вареные картофелины, два кусочка сала и кусок ржаного хлеба, поехала в Мариинск без билета, «зайцем» на подножке поезда.
К счастью, на первой же остановке «зайца» заметил машинист поезда и сказал: «Девочка, тебя на следующем повороте сдует ветром с подножки! Иди и садись рядом со мной».
