Мадам Кюипенс засмеялась. Она, наверно, подумала о дурацких конкурсах вроде «Выиграй микроволновку!» или «Выиграй путешествие в Венецию».
– Мама! Это конкурс рассказов. Я выиграла… Что? Что она тебе сказала?!
Элла чуть не плакала, но мама, убирая со стола, ничего не замечала. Или не хотела замечать.
– Да не знаю я. Она перезвонит. Давай скорее. Уже без десяти. На автобус опоздаешь.
Ее дочь должна ходить в школу! – вот что было главным для мадам Кюипенс. А иначе что люди скажут?
– Мама, если я не узнаю, что говорила та женщина из журнала, я не пойду в школу!
Чашка выпала из рук мадам Кюипенс и разбилась в раковине. Она стояла и смотрела на дочь, измученная многодневной борьбой.
– Почему это так важно?
– Потому что это моя жизнь.
Элла чувствовала, что теряет сознание, на висках уже выступил холодный пот, но свои слова она произнесла так решительно, что мать сдалась.
– В общем, она меня спросила, приедешь ли ты в субботу в Париж. У них там какой-то праздник, как я поняла.
– В помещении редакции?
– Да, наверное.
– Значит, я в числе тех, кому, возможно, присудят премию. Их всего пять человек.
– Я сначала решила, что эта дама ошиблась номером, – наконец-то призналась мадам Кюипенс. – Она стала мне говорить об Эллиоте Кюипенсе.
– Это мой псевдоним.
Мадам Кюипенс взглянула на часы, висевшие в кухне.
– Тебе пора. Вечером все обсудим. Я записала ее телефон.
– Я хочу ей перезвонить. Сказать, что в субботу я приеду.
Но мама принялась возражать: встреча даже не в самом Париже, им бог знает куда придется тащиться, а на ней все дела, пока отец в больнице, и уж в субботу она обязательно должна быть на месте и ждать клиента.
– Давай беги быстрей! – Она протянула дочери синюю сумку.
– Я никуда не пойду, – сказала Элла, чувствуя, что даже со стула подняться не может от слабости.
– Твоя сестра права, ты настоящая шантажистка.
Мадам Кюипенс не выдержала. Слишком много на нее свалилось: предприятие мужа, хозяйство, школьная фобия младшей, влюбленность старшей, которая ни о чем другом и не думает! Она бросила сумку на стол.
– Делай что хочешь! Хочешь испортить себе жизнь – пожалуйста!
Элла уже видела черную дыру, в которой сейчас исчезнет. Хотела предупредить маму хотя бы взмахом руки. Но поздно.
* * *
– Вы рано, – сказала мадам Лучиани, открывая дверь Спасителю. – Я только что отнесла ему завтрак.
– Без четверти час как-никак.
Спаситель назначил встречу Ж-Ж в свой собственный обеденный перерыв. И, как обещал, пришел сам.
– Не знаю уж, как вы его лечите, – вновь заговорила мадам Лучиани своим самым жалобным голосом, – но час от часу все только хуже. Он теперь и душ не хочет принимать!
– А в туалет ходит? – поинтересовался Спаситель.
– Просил у меня ведро, – чуть ли не с рыданием ответила мадам Лучиани. – Но я на это сказала «нет»!
Значит, Ж-Ж старался следовать программе поведенческой терапии, вывернутой наизнанку.
– Это его комната? – спросил Спаситель, показав на закрытую дверь.
– Нет, здесь туалет, его следующая.
Спаситель постучался. В ответ ни звука. Мадам Лучиани сказала, что сын ничего не слышит, когда сидит в наушниках, и уже совсем другим голосом сердито спросила:
– Не понимаю, доктор, почему вы отказались от программы с булочной и «Лидер Прайс»?
– Я не доктор.
– Но вы же тем не менее лечите!
Честно говоря, мадам Лучиани совсем не была в этом уверена. Спаситель снова постучался и уже взялся за ручку двери.
– Потому что если вы не лечите, то мне посоветовали другого доктора, который хорошо справляется с социальными фобиями.
– Наверное, доктора Спесивье?
– Да, мне назвали именно ее. Она применяет ту самую терапию и совмещает ее с лекарствами.
Ж-Ж не запирался, так что дверь открылась.
– Мадам Лучиани, – мягко сказал Спаситель. – Вашему сыну не нужны выходы. Он ищет вход.
И Спаситель вошел в комнату, оставив бедную маму в полной растерянности. Он приготовился к беспорядку, какой обычно бывает в комнатах у подростков. Но ничего подобного. Не считая куртки на полу и подноса с посудой от завтрака, в почти пустой комнате Ж-Ж царил идеальный порядок: кровать, компьютер, небольшой платяной шкаф, книжная полка с несколькими старыми книжками и комиксами. Однако неожиданная вещь – упаковка с шестью бутылками воды «Кристалин» с ручкой, чтобы ее поднимать.
– Комната аскета, – одобрил Спаситель. – Что ж, потренируемся немного!
Он взялся одной рукой за упаковку и два раза ее поднял. Ж-Ж оторвал глаза от экрана и повернулся к Спасителю. Чтобы видеть отчетливо, ему приходилось перестраивать глаза, как бинокль, на это у него уходило какое-то время.
– Вы пришли? Надо же! – сказал он немного удивленно.
– Мы же договорились, разве нет?
– Так сегодня понедельник?
Спаситель, не отвечая, уселся на край кровати. Из складок одеяла торчала большого формата тетрадь. Спаситель привычно отмечал детали.
– Точь-в-точь мушкетер, – сказал он.
Ж-Ж предпринял попытку побриться и сумел свести свою дикую растительность до усиков и небольшой бородки.
– Вам удалось не выходить целую неделю? – продолжал Спаситель одобрительным тоном.
– Только в туалет.
– И как вы себя чувствуете?
– Вообще-то скучновато.
Спаситель про себя отметил безличные обороты, какими постоянно пользовался Ж-Ж. Он что, еще растворен в Большой Вселенной? Спаситель не удержался и открыл тетрадь. На первой странице круглым, еще детским почерком было написано: «Тетрадь по философии».
– Готовились к выпускным?
– Вау! Смешно, да? Я ее не выбросил. Когда-то любил занятия философией. Хотя в выпускном классе она не главный предмет. Но мне тогда казалось, что я в ней что-то смыслю.
– Что-то смыслю.
– Попробовал сейчас перечитать, ни черта не понимаю.
Взгляд Ж-Ж вернулся к экрану. Там убивали друг друга без его участия.
– Вы говорили со мной о смерти.
– О смерти.
– Я думал о ваших словах. О том, что люди умирают.
– И живут тоже.
– Да. Но я вам говорил, жить у меня не получается.
– Вам хочется умереть?
