Как видно, эта неделя была неделей серьезных объяснений, потому что в пятницу вечером Спаситель решился поговорить с Жово начистоту. Старик сидел, обложенный подушками, на диване, самостоятельно поужинав супом и компотом, которые мог пить без посторонней помощи. Он не терпел кормления с ложки. Говорил, что у него «есть достоинство».
– Как ты там, Обмани-смерть? – окликнул его Спаситель чуть ли не застенчиво.
– Не так-то просто со мной расправиться… Но меня, сучья кровь, крепко тряхануло…
Бас его порой понижался до таких глубин, что становился неслышным. Иногда у него мутился рассудок, и тогда он говорил о маме, которая ждет его к обеду, и об ангелах, которых видел в больнице. Но в целом голова у него была ясная.
– Фредерика хочет навестить тебя в среду, если ты не возражаешь.
– Мама будет рада повидать ее.
– Еще бы, – согласился Спаситель, думая совсем о другом.
Он думал, каким бы образом ему признаться, как он распорядился с наследством внучки Жово.
– Я подумал, что ты уже совсем сложил оружие, – начал Спаситель, – и тогда я… я тогда… спустился в подвал…
– Ты нашел камешки? – догадался Жово, и вдруг на его застывшем деревянном лице появилась хитрая улыбка.
– Да. Но откуда они взялись, эти, как ты говоришь, камешки?
– Никто этого не знает, паренек.
– Это из-за них ты пришил троих?
Спаситель специально повторил то самое слово, которое когда-то произнес сам Жово, но тот как будто его и не услышал. И Спаситель повторил свой вопрос.
– Да нет… не то… это контраба… – забормотал Жово.
Разговор утомил его. Он явно с трудом подбирал слова.
– Мы можем поговорить в другой раз, – сказал Спаситель и поднялся со стула, собираясь уйти.
Жово поднял руку, прося остаться.
– Ты с камнями что сделал?
Вопрос был задан прямо. Спаситель дал прямой ответ:
– Бросил их в Луару. Воровать одно, убивать другое.
– Я не убивал.
– Убивал, – сказал Спаситель, едва сдерживая гнев. – «Я пришил троих» – это твои собственные слова, Жово.
– Нет, но это…
Жово трудно было говорить, но вовсе не из-за угрызений совести, а потому, что его подводила память, потому, что ускользали нужные слова.
– Это… Это, когда я был… ну, этим… Ты же знаешь?
– Легионером? – подсказал Спаситель.
У старика задергались руки. Он нервничал и, скорее всего, сердился.
– Не легионером. Ты же знаешь, я еще был…
– Наемником?
– Да нет… Еще этим… Ну, сучья кровь, – выругался он.
Повисло молчание.
– Когда вот это, – сказал старик и стал водить рукой вокруг рта и по подбородку.
– Борода, что ли? – предположил Спаситель, у которого как раз была такая бородка.
– Борода, – повторил Жово, явно успокоившись, хотя смысла это не имело ровно никакого. Помолчал и прибавил: – Накладная.
Спаситель смотрел на старика в недоумении, но потом в голове у него что-то забрезжило. Неужели? Неужели могло быть такое?
– Ты был спецагентом?
Жово заморгал, подтверждая. Да, он был спецагентом. Если честно, то для Спасителя это мало что прояснило, он не очень отчетливо представлял себе обязанности спецагентов. Спецагент для него был персонажем из кинофильма, в накладной бороде и темных очках, он за кем-то следил и на вокзале среди толпы народа втыкал острие зонта с ядом в ногу недруга.
– Служил родине, – с трудом выговорил Жово, пытаясь поднести руку к виску, будто бы отдавал честь.
Потом глаза у него закрылись, и он откинулся на подушку. Спаситель воспользовался его дремой, набрал в айфоне «накладная борода» и выяснил, что на жаргоне так называют тайного агента, который действует методами, не разрешенными ни полиции, ни военным. А зонт с ядом называют «болгарским зонтиком». Там приводилась даже схема: на рукоятке находилась кнопка спуска, а в наконечнике зонта – инжектор с ядом рицином. Так что, если Жово не страдал мифоманией, он «пришил троих» по приказу секретных служб. Карьера у него складывалась примерно так: легионер, наемник, спецагент «накладная борода», налетчик, заключенный, бомж. Постепенное скатывание вниз. Когда он вышел из тюрьмы, кто-то отдал ему долю его добычи. Кто-то ее хранил. Старый сообщник? Тот самый приятель из «Эммауса»?
– Значит, выбросил мои камешки?
Спаситель от неожиданности так вздрогнул, что чуть не выронил свой айфон. Жово пришел в себя и продолжил разговор с того места, где прервал его. Спаситель поспешно убрал телефон в правый карман и сел на кушетку поближе к Жово. Сунул руку поглубже в карман, потом протянул ее к Жово и раскрыл ладонь: все грани бриллианта заиграли разноцветными огоньками.
– Этот не смог, – признался он.
Сказал и вложил бриллиант в иссохшую старческую руку, похожую на птичью лапу.
– Красивый, – сказал Жово. – Будет для Фредерики.
– Твоя внучка работает в ювелирном магазине. Камень необычный. У нее появятся вопросы.
– Посоплю немного, – сказал Жово и закрыл глаза, положив конец разговору.
Спаситель поднялся, он был недоволен и собой, и стариком.
– Погоди, – сказал тот, засыпая. – Мой камешек…
Старик выпустил его из рук, и камешек покатился по простыне. Спаситель взял его и дал себе обещание похоронить вместе с Жово. Последнее слово не должно оставаться за Темной стороной Силы.
* * *
Спаситель не мог отказать, хотя консультацию ему пришлось назначить на субботу в 10:30 утра. О встрече его попросили родители Жанно. Спаситель познакомился с отцом ангелочка, и ему показалось, что месье Аронов лет на пятнадцать старше своей жены. Он оказался потрепанным жизнью красавцем с гривой седых волос, мятым лицом и мешками под глазами, в защитном костюме Крокодила Данди и шляпе Индианы Джонса.
– Не знаю, что вы там напридумали насчет рисунка, – заговорил он весело, – но Никитá пожелала непременно объясниться.
Значит, мадам Аронов звали Никитá. Она села на кушетку рядом с мужем, но на небольшом расстоянии.
– Загадок никаких нет, – продолжал месье Аронов, – Жанно видел писюны в состоянии эрекции на компьютере брата, и один изобразил для вас.
– Простите, я не понял, – ответил Спаситель. – Писюны на компьютере?
Разумеется, он все прекрасно понял, но его насторожила детская лексика собеседника.
Вмешалась немного смущенная Никита:
– Феликс нам признался, что во время новогодних каникул смотрел на своем компьютере порно и Жанно смотрел вместе с ним.
