– Признался! – запротестовал муж. – Это что, преступление? Все мальчишки смотрят.
– В семь лет? – уточнил Спаситель.
– Я говорю о Феликсе, – проворчал месье Аронов. – Для него порнуха была тем же, что косячки. Взбодряшкой. – Разумеется, в разумных пределах, – уточнил он.
– Но это же совсем другое дело! Порно искажает то…то… – стала заикаться Никита. – Жанно воображает, что взрослые этим и занимаются, что мы занимаемся этим в постели.
– Ну, примерно, – усмехнулся ее муж.
– Не говори глупостей! – оборвала его жена, и глаза ее загорелись гневом.
Объяснение между супругами Аронов происходило при Спасителе, но без Спасителя.
– Не будем драматизировать, – снова заговорил муж. – Когда я был мальчишкой, я тайком смотрел журнал «Он» и фантазировал, глядя на голеньких девочек.
– Но это ты фантазировал, это были твои фантазии, а не те, что вам навязывают, грубые, извращенные сцены насилия! А вы как думаете? – Никита повернулась к психологу.
– Я думаю, – начал осторожно Спаситель, – что всегда лучше знать, что происходит у вас в доме.
– По-моему, это испортило Жанно! – воскликнула Никита с болью в голосе. У нее были такие же лазурные глаза, как у сына. – Любовь – это же совсем другое!
«Что такое любовь?» – спросил сам себя Спаситель, проводив супружескую чету Аронов.
Поднимаясь ступенька за ступенькой по лестнице, что вела к Луизе, он перебирал разные определения. Сцепление двух деталек лего? Слияние двух тел? Два человека, глядящих в одну сторону? И рассмеялся, подумав: «Лучший миг любви – это когда ты поднимаешься вверх по лестнице».
Луиза ждала его, сидя на кровати, положив рядом две книги.
– Не знаю, какую выбрать, Коран или «Покончить с чувством вины».
– Одна может дополнить другую. Скажи, у нас всё в порядке? Куда подевались дети?
– Знаешь, я тоже забеспокоилась. Они все отправились на чердак. И я…
Луиза рассказала, что ходила к Габену на чердак, постучалась в дверь. Все четверо – он, Алиса, Лазарь и Поль – сидели кружком…
– Я не нашла ничего лучше и спросила: «А что вы делаете?» И все они, сделав большие глаза, Алиса первая, ответили: «Разговариваем!» Идея мне понравилась, – прибавила она, посмотрев на стоящую рядом с кроватью тумбочку.
– Хочешь поговорить? – спросил Спаситель. – О чем?
– Не знаю. Может быть, о тебе? Обо мне ты все давно знаешь. Папа умер, когда мне было десять, мама без конца выискивала во мне недостатки, я рано вышла замуж за Жерома. А ты о себе мало рассказывал. Это странно для психолога.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Спаситель, внезапно насторожившись.
– Кто, как не ты, понимает значимость прошлого. Разве ты никогда не возвращаешься к своим воспоминаниям?
Он вздрогнул, словно Луиза взяла в руки конверт из крафтовой бумаги.
– Трудно, знаешь ли, начать.
– Начни, как в сказках: жили-были.
Спаситель посмотрел на Луизу с благодарностью. Да, именно так и надо. Пусть это будет сказочная история. И, поскольку самое важное в жизни человека чаще всего происходит еще до его рождения, Спаситель начал так:
– Жил-был в Гро-Морне батрак по имени Фефе Пасавуар. «Па савуар» – «знать не хочу, незнайка, неуч»… Такой кличкой награждали белые хозяева двести лет назад «жалких безграмотных негров». И я бы носил такую фамилию, если бы красавец Фефе признал меня. Спаситель Неуч. И тогда бы у моих пациентов было гораздо меньше иллюзий на мой счет.
Когда Спаситель – Спаситель Сент-Ив – кончил рассказывать свою историю, все фотографии из конверта перекочевали на постель.
А на чердаке разговор не закончился. Но там говорили о более серьезных вещах.
– Домино и Складушка лопают свои какашки.
Габен знакомил собеседников со своими друзьями, морскими свинками.
– Гадость какая, – откликнулась Алиса.
Вообще-то ей было наплевать, но она была здесь единственной представительницей женского пола и сочла, что должна подчеркнуть деликатность женских чувств. Габен с неизменной своей серьезностью объяснил, что морские свинки нуждаются в витаминах, которые содержатся в их экскрементах, и если они не будут их есть, то через две или три недели умрут.
– Лично я, пока меня никто не принуждает поступать так же, не имею никаких оснований их осуждать, – заключил Габен.
Лазарь с Полем отправились на чердак в половине одиннадцатого: их терпению пришел конец, и они вот в такую рань разбудили Габена-полуночника. Алиса поднялась вместе с ними, но на чердаке ей сделалось неуютно. Чердак принадлежал мальчику и морским свинкам, словом, был чем-то вроде зоопарка. К тому же Габен, привыкший спать в одних трусах, сидел полуголый на незастеленной кровати, по которой бегали Домино и Складушка.
До Алисы мало-помалу начинало доходить, что Пэмпренель до нее нет никакого дела и до Поля тоже; да и отец вряд ли способен всерьез о них позаботиться, так что очень скоро она будет жить здесь, на улице Мюрлен, со Спасителем, Жово и Габеном, тремя загадочными мужскими особями. Неожиданно Алиса почувствовала себя куда значительнее Сельмы, Ханны и Марины. Она приобщалась к тайнам мужского мира. Была принята в особое сообщество.
– Матис видел, как мы с тобой вместе выходили из школы в четверг, и спросил: ты мой брат? – сказал Поль Большому Габену. – Я ответил да.
Габен был кумиром Поля и Лазаря, и что-то от их обожания передалось и Алисе. Но, прежде чем окончательно в него влюбиться, Алисе предстояло решить серьезный вопрос: Габен – красавец или урод?
Она слышала, как Спаситель называл его Виктор, дикий мальчик из Аверона, и в нем правда было что-то обезьянье, и он это специально подчеркивал, запуская в волосы пятерню и громко, в голос, зевая. Чтобы судить как можно объективнее, Алиса старалась смотреть на Габена глазами своей лучшей подруги Сельмы. Что она сказала бы, увидев Габена? Во-первых, что он старый. Ему же целых семнадцать. Потом, что у него большой нос. И какой-то кривоватый. И вообще все лицо какое-то кривоватое. В общем, точно урод. Однако изучение продолжалось. Алиса искоса поглядывала на Габена. Зато мускулы у него как у американского актера. И он совсем не волосатый, потому что волосы на теле – это гадость.
– И еще, ребятня, – сказал Габен, похоже, не отделяя Алису от Лазаря и Поля, – я скажу вам одну вещь, совсем не классную. Я тут с вами не останусь.
– Здесь на чердаке? – переспросил Поль, решив, что Габен собрался позавтракать.
– Здесь на улице Мюрлен, – уточнил Габен. – Мать скоро возвращается из Аркашона, так что я вернусь к себе домой.
– Но ты же тут дома, – растерянно проговорил Поль.
Ему понадобилось время, чтобы понять то, что Лазарь понял сразу: Габен – несовершеннолетний, мать потребует, чтобы он жил с ней, и он уедет. Увидев, что мальчуганы расстроились даже больше него, он постарался как мог их утешить:
