Роот закурил, остановился рядом с ним и затянулся. Выдул дым в сторону. Монсон машинально проводил взглядом облачко дыма, и ему показалось, что в темном окне полицейского участка что-то движется. Наверное, кое-кто из служащих не смог удержаться и подсматривает теперь за тем, как происходит немыслимое: они выпускают на свободу убийцу ребенка.
– Прошу. – Монсон протянул связку ключей, зажав тот, что был от висячего замка, между большим и указательным пальцем. Когда Роот потянулся за связкой, Монсон не отпустил ее.
– Этот от какого замка?
– Не помню. – Роот пожал плечами. Голос у него был равнодушным, словно вопрос вовсе не показался ему важным. И все же Монсон был уверен: Роот лжет.
Роот сделал над собой усилие и посмотрел полицейскому в глаза; кривая улыбка человека, который пытается выдать ложь за правду. Монсон продолжал сверлить его взглядом, пытаясь придумать что угодно, лишь бы вернуть Роота в камеру. Избежать ждущих его, Монсона, поражения и презрения.
Первые капли дождя упали на асфальт. Роот по-прежнему невозмутимо улыбался.
– Так я могу ехать?
Монсон неохотно выпустил ключи из рук.
– Ты все еще подозреваемый, Томми. Не покидай поселок, слышишь?
Монсон стоял и смотрел, как Роот торопится к своей машине. Смотрел, как «амазон», повизгивая дворниками, выезжает за ворота. Дождевые капли ручейками стекали по вискам и шее. Монсон защипнул кожу на животе и скручивал ее до тех пор, пока боль не вытеснила остальные чувства.
Снова прогремел гром. Глухой, полный ненависти гром, который словно стелился над поселком. Чудовище, которое только что выпустили на свободу.
Глава 49
– Я стоял во дворе полицейского участка и смотрел Рооту в глаза. Кажется, я вообразил, что в них можно разглядеть зло. Или надеялся увидеть что-то другое. Вину, раскаяние. Намек на то, что все было ошибкой, глупой пьяной выходкой, которая не удалась. – Монсон замолчал, глядя вниз, на собственные руки.
– Но ничего этого вы не увидели? – мягко спросила Вероника.
Монсон покачал головой, крутя обручальное кольцо.
Он был худее, чем ей помнилось. Волосы заметно поредели, что, впрочем, не удивительно, ему все-таки больше шестидесяти. Но в главном Монсон не изменился. Задумчивый, способный к состраданию. Хороший человек.
Вероника почувствовала его печаль, едва он отворил ей. За кофе его грусть все нарастала, хотя он изо всех сил старался убедить Веронику, что оставил дело Билли в прошлом. Теперь же, рассказав о вечере, когда ему пришлось отпустить Томми Роота, он сдался. Печаль Монсона угнетала ее так же, как папина. Может, потому, что Монсон и папа похожи, или потому, что его печаль была близка ее собственной.
– Когда вы ушли из полиции… – начала Вероника и получила в ответ медленный кивок. – Вы говорили – из-за болезни… – Она сделала паузу, дождалась, чтобы он поднял глаза. – Но ведь была и другая причина?
На мгновение ей показалось, что Монсон станет протестовать. Вероника подняла бровь, показывая, что хочет услышать правду, а не защитную речь. Она и раньше прибегала к этому трюку и хорошо знала, что он не всегда срабатывает. К счастью, Монсон среагировал именно так, как она рассчитывала. Он снова опустил глаза, покрутил кольцо.
– Я ушел, потому что не выдержал. Не смог вынести осознания того, что выпустил убийцу Билли на свободу. Я лежал по ночам без сна и без конца пережевывал мысль, что мог бы сделать все по-другому. Лучше. – Он поднял глаза. Взгляд был пустым. – Малин говорит, что дело Билли съело меня изнутри, как рак. И она права.
Вероника кивнула и помолчала, позволив его печали шириться.
– Мой брат Маттиас – полицейский в Рефтинге, знаете? – спросила она.
– Да, слышал. – Монсон слабо улыбнулся.
– Маттиас перечитал материалы следствия раз десять, не меньше. Он говорит, что ошибок допущено не было. Что если бы он руководил поисками Билли, то действовал бы так же, как вы. – По реакции Монсона Вероника поняла, что он это оценил; его взгляд смягчился, и Вероника перешла к настоящей цели своего визита.
– А что, если все совсем не так? – сказала она. – Что если Билли жив?
Она рассказала Монсону все. Начала с того, как Исак объявился у нее в группе, поведала о поездке домой, о словах Сейлора и о своей находке, сделанной в Аскедалене.
Как хорошо оказалось говорить с кем-то, кто был знаком с делом, но все же видел его со стороны. С кем-то, кто не пытался перебивать ее, указывая на несуразные детали и с ходу отметая ее теории. Монсон справился с удивлением и слушал очень внимательно.
Вероника была уверена: ключ на связке Роота, про который только что рассказал Монсон, подходит к замку, найденному ею возле кессона. Монсон согласился с ней, заметив, что это объясняет, почему Роот держал ключ на связке и почему соврал насчет него. К тому же обломок рога, на котором висел ключ, на вид был того же кустарного производства, что и страшноватый «ветерок» в охотничьей избушке.
Но кое-что все-таки не состыковывалось. Если Роот кинулся в Аскедален сразу после того, как его выпустили, и тут же запрятал в заросли кессон с ружьями и письмом с угрозами, то почему замок был срезан? Сам ли Роот обчистил кессон, или это еще раньше сделал кто-то другой? Кто-то, кто знал и про кессон, и про его содержимое, но у кого не было ключа? В таком случае единственным подозреваемым оказывался Сейлор.
С этим Монсон не согласился.
– Сейлор был пропойцей, который в основном ошивался по кабакам. Он на пару с каким-то идиотом умудрился утопить лодку в мергельной яме, когда мы повсюду разыскивали Билли. Я просто не верю, что Сейлору достало бы ума подчистить за Томми Роотом. Если он это и сделал, то точно не по собственной инициативе. А Роот сидел в камере, к нему никого не пускали, так что он не мог давать Сейлору указания. – Монсон задумчиво почесал шею. – К тому же я сильно сомневаюсь, что Роот доверился бы Сейлору. Томми Роот был умным и хитрым. Использовать Сейлора как подручного во время браконьерских рейдов или даже велеть ему прострелить окно в машине твоего дяди – это одно. Но сделать его соучастником похищения ребенка – это совсем другое. Ненужный риск…
Монсон наморщил лоб, поднялся и принес кофейник.
– Но если кессон опустошили не Роот и не Сейлор, то кто? – спросила Вероника, когда он наполнил обе чашки. – Мог у Роота быть другой сообщник?
– Не исключено. – Монсон отпил кофе.
Теперь он выглядел совсем иначе. Спина выпрямилась, голос сделался резче; сейчас Монсон немного походил на Маттиаса. Вероника поймала себя на том, что улыбается.
– Если твоя теория верна… – задумчиво произнес Монсон. – Если Исак – это Билли, то кто-то же о нем заботился, пока Роот сидел в тюрьме. Кормил, поил, присматривал, чтобы он не поранился, не заболел.
– Нилла Роот? Может, она?
