— Он мой опекун. Он заботится обо мне. Почему я должна бояться его?
— Бедняжка Мейбелла! Ей было бы легче, если бы он хотя бы ссорился с ней. Но он смотрел на нее как на пустое место. Если бы она не умерла от родов, она умерла бы от разбитого сердца. Я была сильнее. Я все больше ненавидела его и радовалась, если могла чем-нибудь досадить. Мое присутствие в доме не дает ему покоя. Я это вижу по его глазам. Ему очень хотелось бы убрать меня, но он не может никуда меня отправить.» У Джесси всегда будет дом»— так говорил мой дядя, так говорила Мейбелла. И даже он не может пренебрежительно относиться к мертвым, хотя ему сам дьявол нипочем.
Она сощурила глаза и пристально посмотрела на меня.
— Он и знать не хотел о Мэри, но когда дело дошло до тебя… Словом, я хочу предупредить…
Я отложила шитье.
— Джессика, я очень признательна тебе, но, знаешь, и сама могу за себя постоять.
— Не очень-то у тебя это получилось у ручья Керри.
Мне хотелось уйти. Она вызывала страшные воспоминания, тот ужас, что я испытала тогда. Но теперь я хорошо понимала чувства Джессики. Все то, что произошло со мной, что я пережила, сделало меня взрослой.
Наступила зима, и пастбища затопило водой. Это было тревожное время, но Джеймс Маддер оказался искусным управляющим. С помощью Стирлинга он сделал все, чтобы урон был не так велик, как того опасались. Дули обжигающе холодные ветры, и выпал снег; трудно было поверить, что на Рождество стояла почти невыносимая жара.
На руднике произошел взрыв, и несколько человек были ранены. Стирлинг с отцом отправились туда и провели там две недели. Я уж и не знала, какое еще несчастье обрушится на нас.
И вот однажды утром принесли труп мальчика. Очевидно, он сбился с дороги и погиб от холода и голода. Я расстроилась еще больше, когда узнала, что этим мальчиком был Джимми. Он, вероятно, пытался найти дорогу, чтобы вернуться к нам, хотя прекрасно знал, что его ожидало. Наверное, он надеялся, что я замолвлю за него слово и мое заступничество снова поможет ему, как тогда, на корабле.
— Бедняжка, он заблудился, — сказала Аделаида. — Здесь это может случиться со всяким.
— Если бы он только остался с нами.
— Если бы только они все оставались, но нет, их гонит страсть к богатству.
Мы похоронили бедного Джимми, а я все думала о том, что заставило его тогда убежать из Лондона. Теперь этого уже никогда не узнать. Надо же было проделать такой долгий путь ради того, чтобы здесь погибнуть.
Линкс говорил со мной о мальчике в своем прежнем насмешливом тоне.
— Твои усилия оказались напрасными, — сказал он.
— Сколько же ему пришлось выстрадать за свою короткую жизнь!
— Не жалей его. Этот мальчишка по натуре беглец. Он бы нигде не прижился. Даже если бы он нашел золото, то промотал бы его и опять оказался в нужде.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Так поступают слишком многие, а Джимми такой же, как и все. Поэтому не сокрушайся из-за него. Ты сделала все, что могла. Он сам выбрал свою дорогу. Давай, больше не будем горевать о нем. Лучше сыграем в шахматы на твоей доске и твоими прекрасными фигурами.
— Вы, наверное, жалеете, что дали отыграть их у себя?
— Да… очень.
— Хотя они никогда и не были вашими.
— Значит, я поступил правильно, что вернул их тебе. — Он грустно рассмеялся. — Какое это имеет значение, Нора, твои они или мои? Они здесь, в этом доме, а этот дом — твой дом.
Он принес доску и разложил ее на столе. Минуту постоял, глядя на меня.
— Надеюсь, Нора, так будет всегда.
Никогда прежде он не говорил со мной так нежно.
Кончилась зима, и наступил сентябрь. Я часто гуляла в саду и опять полюбила ездить верхом одна. Утро было ясным и солнечным. Над головой каркали вороны, веселя вездесущих кукабурр, порхали красавицы розеллы. Я любовалась полевыми цветами — красными, синими, розовыми и лиловыми. Через несколько дней они станут просто восхитительны. Так хотелось насмотреться на них, ведь здесь даже летом цветов бывало мало.
Раньше я всегда избегала места, где убили отца, но в то утро мне внезапно захотелось туда поехать. Я не собиралась предаваться размышлениям о прошлом, вызывать его призраки. Мой отец умер. Я потеряла человека, который был мне дороже всех… тогда. Но сейчас жизнь моя изменилась, и в ней появился другой… другие, должна я, наверное, сказать.
Я любила Стирлинга, хотя и не была уверена, что влюблена в него. Я восхищалась Линксом, наверное, даже благоговела перед ним. Я так ждала наших бесед, мне нравилось встречать в его глазах блеск одобрения.
Я произнесла вслух:
— Я счастлива.
И это было, действительно, так.
Я подъехала к той памятной поляне. Дух захватило от волшебной красоты! Она была совсем не такой, какой я увидела ее впервые, настолько преобразил все вокруг пестрый ковер полевых цветов.
Мне захотелось пить. Спешившись, я привязала Королеву Анну и подошла к ручью. В солнечном свете вода серебряной струйкой сбегала с высокого плато. Я набрала пригоршню, но сразу поняла, что пить эту воду нельзя: она была грязной и оставляла на пальцах осадок.
Присмотревшись внимательней, я с трудом поверила своим глазам. Осадок был похож на золотой песок.
Меня охватила дрожь. Подставив руки, я вновь набрала пригоршню. В воде был все тот же желтый песок. Возможно ли это? Золото!
Я подняла голову и снова взглянула на плато, его крутые склоны. Журчащая вода словно нашептывала:
«Здесь есть золото». Но если так, почему до сих пор его никто не обнаружил? Да просто потому, что кто-то должен был это сделать первым.
Я вспомнила рассказы о том, как пастухи овец находили золото на пастбищах и становились богачами. Это случалось не раз.
Я постояла в нерешительности. Потом услышала, как смеются кукабурры.
Если все это правда, то самое смешное заключалось в том, что именно я нашла золото, я, которая так его ненавидела.
Но полно. Золото ли это? Не заразилась ли я сама этим сумасшествием? Я дрожала от волнения. Может быть, это вовсе не золото. Что я знаю о нем? А вдруг это просто песок, окрашенный горной породой? Отец месяцами гнул спину, сносил немыслимые тяготы ради этого металла, а я без всякого намерения, совершенно случайно наткнулась на золото.
Но вот на берегу ручья блеснул маленький желтый кусочек размером с мускатный орех. Нагнувшись, я подобрала его. Сомнений не было. Это золото!
Не знаю, как долго я стояла, глядя на самородок. Мне захотелось выбросить его, уехать отсюда и никому ничего не рассказывать.
Я посмотрела вверх на высокие эвкалипты, как бы прося их принять за меня решение, но они лишь лениво покачивали листьями, надменные и равнодушные к судьбам людей. Эти деревья росли здесь уже сотни лет. Они видели, как приехали заключенные, как началась золотая лихорадка, помнят, что было прежде, еще тогда, когда в стране жили только темнокожие.
