— Ошибаетесь. Она должна встретить меня в этой гостинице. Она послала за мной на станцию экипаж.
— Этот экипаж послал я.
— Вы?!
— Мне следовало представиться сразу, но захотелось чуть-чуть подразнить вас. Уж больно вы выглядели высокомерной. У Аделаиды слишком много дел дома, и отец послал за вами меня. Я — Стирлинг Херрик, меня так назвали в честь реки Стирлинг, — так же, как мою сестру Аделаиду — в честь города.
— Ваш отец Чарльз Херрик?
— Похоже, вы сомневаетесь. Тогда вот письмо из конторы этих стряпчих, Мэрлин, и как там их дальше — Не понимаю, почему он послал вас.
— Я должен был договориться о продаже нашей шерсти.
— Здесь, в Кентербери?
— Да. Кроме того, я просил вас приехать сюда, чтобы мы могли вместе провести день, лучше узнали друг друга, прежде чем отправиться на судно. А сейчас давайте закажем чай и поговорим обо всем.
Только увидев свежий, тонко нарезанный хлеб, масло, лепешки и клубничное варенье, я поняла, как проголодалась. Пока я разливала чай, Стирлинг разглядывал меня. У него были зеленые необычайного оттенка глаза. Когда он смеялся, они щурились, словно от яркого света. Он был лет на семь-восемь старше меня и явно не подходил мне в попутчики.
— Но почему же сказали, что меня встретит мисс Херрик? — продолжала допрашивать я.
— Так и предполагалось, но потом Линкс решил иначе.
Линкс! Опять это магическое имя. Я вопросительно взглянула на Стирлинга.
— Это мой отец. Его так часто называют — за пронзительный взгляд.
— Я так и подумала.
— Вы и впрямь умная девушка. — Он улыбнулся, не скрывая иронии.
— А он и правда хочет, чтобы я приехала, этот Линкс? — спросила я.
— Он обещал, что присмотрит за вами.
— Он, наверное, поступает так из чувства долга. Боится, что его замучит совесть, если он не сдержит слова.
— У него нет чувства долга… и совести. Он делает то, что хочет, а хочет он, чтобы вы жили с нами.
— Но почему?
— Ему никто не задает таких вопросов.
— Вы говорите о нем, словно он какое-то божество.
— Что ж, неплохое сравнение.
— А кто-нибудь еще относится к нему столь же благоговейно, кроме сына? Он засмеялся.
— У вас острый язычок. Нора Тамасин.
— Это поможет мне защитить себя от вашего Линкса?
— Вы все не правильно поняли. Это он будет защищать вас.
— Если я не захочу там оставаться, то вернусь обратно.
Он наклонил голову.
— Я уверена, что найду средство, как добиться этого, — добавила я.
— Полагаю, уже нашли.
Пока я ела одну лепешку, он успел опустошить целую тарелку и теперь сидел, скрестив руки, и улыбался так, словно находил меня очень забавной. Я не знала, как вести себя с ним. Но в одном была убеждена: господа «Мэрлин-сыновья и Барлоу» не знали, что он явится за мной один.
— Что ж, — сказала я, — попробую относиться к вам, как к брату. Он засмеялся:
— Мы рады иметь новую сестру. Я помолчала, а потом спросила:
— Как умер мой отец?
— Разве они вам не сказали?
— Только то, что произошел несчастный случай — Несчастный случай? Ему не следовало так держаться за это золото, тогда они не застрелили бы его — Застрелили его? Кто?
— Никто не знает. Он выбрался из шахты и возвращался к себе на повозке, вез золото. Была засада, его подстерегали. Такое часто случается. У этих парней прямо-таки нюх на золото.
Я была ошеломлена. Я думала, он упал с дерева или его сбросила лошадь. Но убийство?!
— Такое у нас бывает. Это дикая страна, и человеческая жизнь там не стоит и гроша.
— Это был мой отец!
— Если бы он отдал золото, то не погиб бы, — сказал Стирлинг.
— Золото! — гневно воскликнула я.
— Это то, чего они все хотят.
— А… Линкс, он тоже? Стирлинг улыбнулся:
— Да. Настанет день, и он его найдет. С меня было довольно. Я отвернулась, чтобы он не видел обуревавшие меня чувства и прежде всего ненависть — ненависть к убийце, который пришел и преспокойно отнял бесценную жизнь.
— Это как лихорадка, — продолжал Стирлинг. — Вы мечтаете о чем-то всю жизнь, и только золото… настоящее золото, тысячи самородков смогут вам все это дать.
— Все?
— Все, что только можно вообразить.
— Мой отец нашел золото и потерял жизнь, а я потеряла его.
— Вам сейчас очень больно. Пройдет время, и вы поймете, что это значит — вечный вызов, вечная надежда.
Он встал.
— Я расстроил вас. Мне надо было быть осторожней. А теперь идите в свою комнату и отдохните немного. Потом мы пообедаем вместе и поговорим еще. Так будет лучше.
Я поднялась к себе. Будет ли конец ударам, обрушивающимся на меня? Значит, убит. Хладнокровно убит. Это невероятно! Я представила себе повозку, громыхавшую по дороге, фигуру в маске, притаившуюся за деревом, услышала крики: «Стой! Разгружай!» Голос отца: «Нет, это мое золото… Мое и Норы».
— Ненавижу золото! — в ярости воскликнула я.
Стирлинг прав — мне стоило побыть одной. Я подошла к окну: пустынная улица, застроенная старинными домами, шпиль церкви, а вот и башни Уайтледиз. Когда-то там был монастырь. Пилигримы, должно быть, останавливались в гостинице в последний раз перед тем, как добраться до Кентербери. Утомленных путников встречал радушный хозяин, заботливо предлагая им пищу и кров.
Тут я увидела, как Стирлинг вышел из гостиницы и зашагал по улице с видом человека, хорошо знающего, куда идти.
Интересно, куда он направлялся? Его появление нарушило ход моих мыслей. Залитая солнцем улица выглядела так заманчиво, что я решила: на воздухе мне будет легче думать, а потому надела пальто и покинула гостиницу. Людей почти не было видно. Я постояла у витрины магазина, где были выставлены ткани, платья, ленты и шляпки, а потом пошла дальше, до улочки, куда свернул Стирлинг. Она привела к холму, у подножия которого был врыт указательный знак с надписью «К Уайтледиз».
Только поднявшись на холм, я смогла увидеть это здание во всем его великолепии. Никогда не забуду это зрелище! Знала ли я, чем будет суждено ему стать в моей жизни? Очарованная, я утратила дар речи, поддавшись волшебству этих башен, витражных окон и освещенных солнцем могучих серых стен. Казалось, вот-вот послышатся звуки колокола и из-под каменных сводов появятся фигурки в белом одеянии, спешащие на молитву.
Мне так захотелось увидеть больше. Я побежала вниз и не останавливалась, пока не достигла высоких ворот из кованого железа. Они были изумительны. Я разглядывала сложные завитушки и переплетения, которые складывались в причудливый узор — изображения монахинь. «Белые леди», — догадалась я.
