А утром творилось неимоверное. Икру сметали с прилавков, то здесь, то там завязывались потасовки. Наш ресторан тоже не оказался внакладе – клиенты стояли в очереди. Я окончательно убедился, что пресловутый голос народа, о котором грезили еще древние греки и римляне и который измордовали нынешние демократы, восторжествовал в социальных сетях. И что недалеко то время, когда народ реально будет выбирать президентов в Сети, не заморачиваясь, реал он или виртуал. Главное, чтобы он был такой, как они. Господи, какого же козла они сотворят на погибель себе же! Вот тогда нынешние, сотворенные нашей братией, пиарщиками и имиджмейкерами, покажутся ангелами и гениями по сравнению с исчадиями Сети. Грядущая виртократия будет куда круче нынешней олигархократии. Зазвонил мобильник.
Ну, я накаркал – это был ПиПи. Я глубоко вдохнул и решил не попадаться на его трюки.
– Ну, чего на сей раз изволите? – буркнул я.
– Ладно тебе, – добродушно ответил он, – давай посидим, отметим удачу. Выборы на носу. Пора тебе из мелкой пираньи становиться большим политтехнологом.
– Вы что ж, в президенты намылились? – с фальшивым ужасом спросил я, думая, подслушал этот дьявол мои мысли, что ли?
– Вот еще! – хмыкнул ПиПи. – Но кандидат у меня есть.
– После того, что вы сотворили со мной…
– Я сделал тебе имя, – гордо заявил он, – ты сам говорил, что, если хочешь стать делателем имен, сделай сперва имя себе.
– Я стою очень дорого, – заявил я.
– Кто бы сомневался, – успокоил он, – и ты не сомневайся во мне, все будет по чесноку.
– По чесноку так по чесноку, – откорректировал я и вырубил телефон. На второй линии была Лиза.
– Привет! – сказала она. – Посидим где-нибудь?
– Давай, – согласился я, мне надо было проветрить мозги.
В кафе я явился минут за десять до встречи, чтобы выбрать удобное место. Мозги мои были так заняты предложением ПиПи, что я не заметил, как появилась Лиза.
– Классный лук, – сказал я, окинув ее придирчивым взглядом. Она кивнула, села и взяла меню у мгновенно возникшего собрата-официанта.
– Ну, о чем пойдет речь? Ты ведь не из-за моей скандальной известности стрелку забила?
– Нет, – просто ответила она, – из-за Алекса.
– Вот черт! Ты что, решила просить у меня его руки? Так повторяю, я не его…
– Перестань, – попросила она, – ты хоть в курсе, что он серьезно болен?
– Что? С чего ты взяла? Ты вообще кто, что лезешь в наши дела?!
– Видишь ли, – проигнорировав мое хамство, сказала она, – в нашем роду четыре поколения врачей. Дед был гениальным диагностом. Что-то перепало и мне. Потому я и не пошла в мед – очень тяжело видеть историю болезни на лице пациента. Но мне хватило, чтобы понять. Я обманом затащила его сдать анализы. Наболтала что-то про донорство, знала, что это сработает. В общем, я оказалась права. Позвоночник. Нужна операция. Лучше в Германии. Но это…
– Ерунда, – перебил я, – деньги я найду.
– Я так и думала, – сказала она. – Спасибо!
Это ее «спасибо» снесло мне крышу.
– Ты вообще что о себе думаешь?! Ты кто такая?! Ты, что ли, должна думать о моем Деде?!
– Так он все-таки тебе Дед? Что ж ты ведешь себя как свинья? Человек должен умирать, чтобы в тебе проснулось что-то человеческое?
– Он… Он что… так серьезно? – прохрипел я, вдруг представив, что Деда может не быть.
– Нет, – сказала она, – я пошутила.
– В каком смысле?
– Дед абсолютно здоров. Просто мне хотелось понять, такая ты сволочь, как прикидываешься, или все еще мальчишка, как считает Дед.
С минуту я сидел, прислушиваясь к стуку своего сердца и шуму в голове. Я был так слаб, что не хватало сил ни на злобу, ни на ярость.
– Лучше бы я задавил твоего пса, – устало сказал я, чувствуя, как давит на меня тот проклятый атмосферный столб, о котором говорил Остап Бендер. Я встал, положил на столик купюру и пошел к выходу.
* * *
Дед был дома – шебуршил на кухне. Я сперва хотел броситься к нему, потом передумал. Прошмыгнул к себе. Вытащил из ящика чертов конверт и уставился на него. Потом решил жить проще и не отравлять ноосферу гнусью своего сознания. Сунул конверт в карман, решив сжечь его в раковине, а пепел развеять в мусоропроводе, и протопал на кухню. Посчитал, что не стоит копаться в генетике. В конце концов, религию я себе уже выбрал, а национальность… я ведь, простите за каламбур, не нацист. Так что фиг с ней!
Словом, ощущая себя перерожденным и обретшим истину, я переступил порог кухни, намереваясь просить у Деда прощения, и тут…
Дед стоял у стола, вращая в руках проклятую баночку икры, и мурлыкал под нос «Лет май пипл гоу» в собственной аранжировке. И я сорвался!
Все мои благие намерения вмиг улетучились, уступив место мгновенно возникшей пакостной идее.
– Привет! – сказал я. Дед посмотрел на меня с явным ожиданием подвоха, я ведь дошел до того, что практически не общался с ним вербально. Кивал при встрече утром и перед сном, и все. Дед еще раздумывал, как отреагировать, а я уже жестом фокусника вытащил из кармана письмо, бросил его на стол и сказал: «Вот, можешь наконец развеять все свои мучительные сомнения».
– О чем это ты? – насторожился он.
– Это результат генетической экспертизы, сиречь, ты можешь узнать, является ли мадре твоей дочерью, пусть и блудной, а я, соответственно, внуком. Пусть и приблудным.
Дед перевел взгляд с меня на конверт, потом опять на меня. Мне не было его жаль! Мало того, что он довел меня до ненависти, так еще чуть было не довел до жалости и всепрощения. Так что я наслаждался, ощущая, как мучительно ему хочется вскрыть конверт и как этому противится его врожденное благородство. Я увидел, какое это искушение – поддаться искушению, – и с дьявольской радостью ждал финала битвы, практически не сомневаясь, что Дед, которого я за эти полгода довел до белого каления, сорвется. Наверное, я не смог замаскировать свои чувства, и это сыграло на руку Деду Он молча вышел из кухни. Но я подготовил второй акт. Я не потащился за ним, не разразился монологом, чего он, видимо, ожидал от такого, как я. Нет, я не собирался давать ему повод разыграть собственную комбинацию. Я тоже направился к себе, оставив конверт на столе, – яд искушения рано или поздно возьмет свое. Дед – даром, что химик, – вполне способен в мое отсутствие вскрыть конверт, прочесть заключение и запечатать обратно.
Типа, даже не притрагивался к нему. Но я-то все пойму по его поведению.
В великолепном настроении я переоделся, собираясь завалиться в клуб. Уж не знаю, почему выглянул в окно и… Дед стоял у своей машины и укладывал в нее чемодан. Рядом на земле стоял горшок с его амарилисом. Если бы не это, я бы решил, что он отправляется в очередную командировку. Я все понял!
