Мистина ведь одинаково мог и просто припугнуть, и вбыль сделать, что обещал…
– У меня у самого внуки есть. И ради них я пожертвую любым из своих зятьев. А Олег и подавно. Правда, Люту пришлось бы ему грозить от моего имени. Ему Олег мог бы и не поверить. А теперь поздно… Олег приедет – узнаем, зачем этот гад от дедов сбежал.
– О боги! – Эльга всплеснула руками, ей хотелось и заплакать от досады, и засмеяться над горькими шутками судьбы. – Сразу два покойника из-под земли вылезли! Это что – знак? Скоро конец света? Я думала, он той осенью уже был!
– Не оживают покойники, – Мистина уверенно качнул головой. – Я за жизнь свою вот столько их перевидал. – И он провел пальцем у себя под горлом.
– И кем теперь считать Етонову молодуху – женой или вдовой?
– Вот у нее самой и спросишь. Надо думать, для этого Святослав ее сюда и послал.
– Для этого? – усомнилась Эльга, не очень веря в такую предусмотрительность своего сына.
– Ну а для чего? – Мистина развел руками, дескать, не вижу иной причины. – Не для того ведь, жма, чтобы взять ее третьей своей княгиней!
* * *
Чтобы подготовиться к приему Олега с дружиной, Эльга отложила очередные встречи с послами и поручила Острогляду свозить их пока на лов. Путешественникам, проведшим в дороге три седмицы, полагалось бы дать отдохнуть, но Эльге так не терпелось увидеть Етонову княгиню и узнать, что же Святослав намерен с нею делать, что она послала навстречу Олегу гонца с приказом везти пленницу прямо к ней на двор.
Еще пока Олег Предславич с дружиной пробирался по улицам Киева, мимо гомонящей толпы, к Эльге поспешно собрались городские старейшины. Все жаждали новостей о войне на Волыни: уже разошелся слух, что Святослав, обойдясь без битвы, одолел Етона на поединке и получил его наследство, но… есть некая закавыка, из-за чего княгиня скорее озабочена, чем обрадована. В чем эта закавыка состоит, никто толком не знал. Не верить же в ту брехню, будто, мол, Етон помер, а потом из могилы живым вышел!
Зная, что ей предстоит скорая встреча с киевской княгиней, Величана с последнего ночлега надела хорошее варяжское платье с яркой узорной отделкой и велела достать из короба белый шелковый убрус с красным, вышитым серебром очельем и подвесками моравской работы. Даже будучи пленницей, она оставалась женщиной княжеского рода и собирала всю свою решимость, чтобы не уронить достоинства перед Эльгой, пусть та и старше годами, и умна, и прославленна. Олег Предславич и Лют твердили, что Эльга ее не обидит, но Величана помнила: от этой незнакомой женщины целиком зависит ее судьба. Ее жизнь, воля, счастье – если какое-то счастье для нее еще возможно.
Но какое? Умом она понимала: стать женой Святослава, пусть и третьей, для нее сейчас наилучший исход. Возможно, Эльга сумеет примирить сына с Унемыслом, добиться заключения законного брака и спасения чести Величаны. И дальше уже от нее будет зависеть сделать все, чтобы полюбиться мужу, родить несколько детей, а там, может быть, и достичь звания княгини. Почему же нет: она не менее высокого рода, чем другие жены Святослава, а при том моложе их, хороша собой – куда лучше Горяны, как тайком от Олега уверил ее Лют, – и умом не обижена.
Но стоило ей взглянуть на Люта, как все эти здравые рассуждения испарялись из головы. Она не хотела ни чести, ни княжьего стола. Счастье ее было в одном – все время видеть перед собой эти ореховые глаза, так легко меняющие цвет, эти русые брови, легкие светлые волосы, забранные в хвост, эту скупую улыбку, открывающую белые зубы и озаряющую суровые черты таким дружелюбным светом. Ее восхищало в нем все: острые скулы, покатые сильные плечи, синие дорожки жил на руках, проступающие под загоревшей в дороге кожей. Даже ссадины на кисти казались ей красивыми. И сама она знала: это просто любовь. Глупость, причуда, девичье баловство, не имеющее никакого веса рядом с родовой честью и даже счастьем ее собственной судьбы. Но почему-то никакого иного счастья в обход этой глупости она не могла разглядеть.
Проезжая вслед за Олегом Предславичем по улицам Киева, где между тынами теснилась толпа всякого незнакомого люда, Величана одной рукой прикрывала лицо краем убруса. Сотни жадных любопытных взглядов жгли ее сильнее самых жарких солнечных лучей.
– Вон она, вон! – доносились до ее ушей возбужденные крики. – На чалой, видишь, за Предславичем!
– Да то не она!
– А кто ж тогда?
– Етонова княгиня в «печали» быть должна, она ж вдова! А эта в цветном!
Величана делала вид, будто не слышит этих криков, но сердце замирало от мысли: а ведь ей придется рассказать самой Эльге, почему она вдова, но не в печали. «Я развелась с ним, живой он или мертвый!» – напоминала она себе, стараясь ободриться. В тот день эта мысль казалась ей спасительной, а сейчас она уже сомневалась: разрешила она свои затруднения тем, что разорвала и утопила в реке свадебный рушник, или еще хуже запутала дело?
Не в первый раз за этот беспокойный год Величане казалось, что вот-вот решится ее судьба, но сердце вновь то замирало, то начинало колотиться быстрее обычного. Вот сейчас, еще две-три улочки между просторными боярскими дворами, где в воротах толпилась челядь и чьи-то оружники, и она увидит свою богиню Мокошь, свою удельницу, госпожу ее дальнейшей судьбы… Величана невольно оглядывалась на Люта: он ехал позади нее, следя, чтобы никто из толпы не лез слишком близко, и грозил звенящей плетью самым ретивым. Пока он был рядом, Величана не теряла мужества. И в этом тоже была ее любовь…
Гостье не приходило в голову, что госпожа этого города ожидает встречи с не меньшим волнением.
– А что, если ты правду сказал? – шепнула Эльга Мистине, сделав ему знак наклониться к ней. Она сидела на своем престоле, а он стоял рядом, как один из золотых львов у ступеней Соломонова трона в царьградском Большом триклине. – Что, если Святша ее в жены взять хочет? А у нас тут еще греки!
Она не хотела верить в такую нелепость, но сейчас, когда ей вот-вот предстояло увидеть эту деву из преданий, самый невероятный поворот казался возможным. И особенно – самый неприятный. После минувшей осени из души еще не выветрилась склонность ждать, что все пойдет по самой кривой дороге.
Едва увидев Величану, Эльга уверилась: ее опасения сбылись. Первым вошел Олег Предславич, но Эльга лишь бегло глянула на него. Позади него мелькнуло юное женское лицо, и при виде него Эльга сильнее выпрямилась на куньей подушке и невольно подалась вперед.
Как хороша! Эльга повидала немало красивых женщин – и в Киеве, и в Царьграде, – но лицо Величаны и восхитило, и поразило ее. Гостья имела отчасти утомленный и взволнованный вид, но и сейчас красота этого высоколобого свежего лица, врожденное гордое достоинство подавляли прочие чувства. А глаза! Когда Величана подняла глаза, Эльга едва не ахнула. Эта дева – лесное озеро, когда в нем отражаются белые облака, а розовые метелки «огненной травы» склоняются над водой… Уж не из воды ли ее выловил Етон и взял в жены, понадеявшись, что берегиня даст ему новых жизненных сил? А она выпила и те, что оставались, – сколько есть об этом преданий…
