– Но разве там есть церковь? Священнослужители?
– Нет, но здесь спасение в твоих руках, княгиня. Я слышал, послы Константиновы сейчас в Киеве! Ты просишь у них для Руси епископа, иереев и все, что нужно для устроения церкви. С благословения Господа русь и полянская, и волынская получит церковь, и Плеснеск войдет в епархию единой церкви на Руси. Тем больше будет оснований просить у патриарха не епископа, а архиепископа – если в подчинении у него будет несколько стольных городов. Ты ведь знаешь: когда Аскольд, каган русов, принял крещение при Михаиле августе и при Фотии-патриархе, он желал получить себе не епископа, а архиепископа для христианского просвещения земли Русской. И при Василии августе, при патриархе Игнатии желание его было исполнено. Архиепископ же, прибыв сюда, убедил русов в истинности веры Христовой при помощи чуда: бросил Евангелие в горящую печь и спустя время вынул его невредимым. Тогда были посеяны семена веры Христовой в душах русских, но…
– Не случилось им дать всходов, – закончила Эльга. – Значит, не было на то Божей воли.
Конец Христовой вере в Киеве положил их общий предок Олег Вещий – как и жизни Аскольда, и той державе, что приобретала известность под названием каганата русов. А повесть о Евангелии в печи они слышали не в Киеве, а в Царьграде, от патриарха Полиевкта. На Руси это предание полностью забылось с исчезновением Аскольда и его крещеной дружины.
– А ведь тому без малого сто лет! – воскликнул Олег. – Довольно Господь ждал, пока наша нива поспеет.
– Тут подумать надо, – заметил Острогляд. – Если Етон пожелает крещение принять, а Константин нам архиепископа даст, то для Плеснеска уже мы, из Киева, епископа давать будем…
– Но едва ли мы склоним его к этому без родственного союза! – подхватил Олег, видя, что рассуждение его не пропало даром.
Эльга глянула на Мистину. Глазами он предостерег ее: погоди! И она заставила себя смолчать. Было чувство, будто она идет по тоненькой жердочке. Здесь нельзя бегом, нужно вымерять каждый шаг.
– Етон… говорил тебе, что готов принять крещение, если я дам ему невесту? – обратилась она к Олегу.
– Об этом у нас речи не было, – признал тот. – Он говорил лишь, что всем сердцем желает примирения с киевской русью. Готов давать дань Святославу и по нем ходить, если тот ему свою родственную дружбу подарит.
Эльга снова глянула на Мистину: тот подал ей знак глазами, который она поняла как «не говори «нет».
Что он задумал? Он опять понял что-то такое, чего еще она, в смятении материнской тревоги, не уловила?
Удастся ли склонить Етона принять крещение? Эльге не верилось. Уж слишком мало сочеталось с верой в христианское спасение все то, что она знала о Етоне. Не он ли и род его был хранителем старинных северных преданий и позабытых древних рун, более ревностным, чем Олег Вещий и киевские русы!
Однако все меняется, и кому это знать, как не Етону, что даже сменил старое тело на новое! Он может решиться на крещение, если Эльга поставит это условием сватовства. Но само сватовство нужно ему для примирения со Святославом, а тот может воспротивиться увеличению христиан и в числе своей родни, и в числе ходящих у его стремени малых князей… Что она могла ответить сейчас, не обговорив этих дел с Етоном и Святославом?
– Ну а если мы уладим эти дела, – вновь заговорил Олег, – и помехой останутся лишь юные годы Бранеславы…
Эльга с беспокойством глянула на него: ей не хотелось, чтобы препятствия к браку ее дочери с Етоном так уж быстро исчезли. Правда, из-за возраста она сможет тянуть еще лет пять, а за это время много чего переменится.
– То можно будет найти и другую невесту, уже нынче готовую на медвежину сесть
[32], – закончил Олег.
– Другую? – Эльга и обрадовалась этому выходу, и удивилась. – Но у меня только одна дочь.
– У меня их две, – напомнил Олег. – И моя старшая внучка уже носит одежду взрослой девы. Что ты сказала бы, посватайся Етон за мою внучку Мальфрид?
Йотунов ты свет! Мистина едва не выбранился вслух, но лишь хлопнул себя по колену. Мысль была как зарница – он еще не понял всего, но теперь знал, ради чего Олег все это затеял.
Он терпеливо ждал, пока Олег закончит свои ожидаемые – и явно безнадежные – попытки помирить киевских князей с Етоном. А потом намеревался как можно скорее повидаться с ним наедине и прямо спросить: с чем приходил воскресший Володислав? Теперь можно было не спрашивать. Теперь он видел суть их разговора почти так же ясно, как если бы сидел с ними третьим у того костра.
Изумленная Эльга перевела взгляд на Мистину, словно спрашивая: ты тоже это слышал? В первый миг она удивилась почти так же, как если бы сватались за ее серую кошку, присланную от Сванхейд из Хольмгарда.
Бояре и гриди удивленно гудели.
– Вот так невесту сыскал!
– Так Предславина дочка уже не дитя.
– Чем не невеста?
– Она девка уже того… справная.
Мистина, уже не скрываясь, сделал княгине знак: не спеши! К этому делу, на первый взгляд нелепому, требовалось подойти с осторожностью.
– И ты полагаешь, – обратился он сам к Олегу, – что Етон возьмет в жены твою внучку? Сделает ее плеснецкой княгиней взамен Унемысловой дочери?
– Моя внучка не уступит родом ни одной деве либо жене во всех землях славянских, а то и превзойдет их! – со сдержанной, но уверенной гордостью ответил тот. – В ней кровь Олега Вещего. Через жену его, княгиню Бранеславу, в ней кровь древних князей полянских, Киевичей. Мой отец, Предслав Святополчич, ей дал кровь моравских Моймировичей. Жена моя, Мальфрид, принесла ей родство с конунгами Хольмгарда. А от отца, Володислава, получила она кровь старинного дулебского рода князей деревских да болгарских князей из корня Борисова. Укажите мне, у кого еще такая родня.
Он открыто взглянул на Эльгу, зная: на это ей нечего ответить. Даже у самой Эльги и сына ее не было столько кровных связей с правящими родами.
– Тогда, сказал бы я, уж больно она для Етона хороша, – слегка насмешливо ответил Мистина. – Но ты сам знаешь… Не желал бы я порочить добрую деву, но как у княжеской невесты, у нее есть маленький изъян…
Ему не требовалось называть этот изъян вслух. Подневольное положение девушки перечеркивали достоинства ее высокого происхождения.
– Исправить сей изъян в твоей воле, княгиня. – Олег встал и поклонился Эльге. – Ты дала волю моей дочери, можешь дать и моей внучке. А тем самым принести мир и Русской земле, и Волынской, и веру Христову умножить во всех станах окрест. И тогда воссияешь, как Утренняя Звезда, и будешь Господом прославлена и людьми.
«Много сулишь!» – подумалось Эльге. Но теперь она могла с чистой совестью подняться на ноги.
