– Стало быть, по суше пойдете? – уточнил Етон.
– Печенеги пойдут на конях, а мы – в лодьях.
– И много у вас лодий?
– Да не меньше, чем в то лето. Ингвар побывал на Волхове и заручился поддержкой своей матери, госпожи Сванхейд. Она, если не знаешь, правит от его имени в Хольмгарде, его наследственном владении…
– Ты… правду говоришь? – Етон вонзил в него испытующий взгляд.
Мистина слегка переменился в лице и чуть заметно приосанился. В очертании его глубоко посаженных глаз, прямых русых бровей, острых скул появилась жесткость, показывавшая, что сомнений в своей чести он не позволит никому.
– А с чего ты усомнился в моем слове? – Небрежным движением он положил оба кулака на стол перед собой, и от него вдруг повеяло угрозой.
На левой кисти, на костяшке ниже указательного пальца виднелась «щитовая язва» – натертая отметина, которую носит каждый, кто часто держит в руке щит. Етон глянул на нее с досадой: с его ослабевших рук «щитовая язва» сошла много лет назад.
– Потому что здесь, на этом самом месте, где сейчас сидишь ты, – Етон издали показал на него черенком поясного ножа, – сидел Олег, внук того Олега, и его жена Малфрида! Она твердила, что их общая мать никогда не простит своего сына Ингоря за то, что вероломно отнял стол у ее мужа. Он нанес такое оскорбление своей кровной родне, что его мать, жена гордая и благородная, не простит такой низости даже родному сыну! Малфрида клялась, что ее мать решит именно так! А теперь ты говоришь мне, что Сфандра простила! Почему я должен верить тебе?
Мистина слегка расслабился, во взгляде его мелькнуло выражение превосходства.
– Неужели ты принял так близко к сердцу слова обиженной женщины? – мягко спросил он, словно говоря: «не в твои годы быть таким доверчивым». – Госпожа Сванхейд и впрямь сердилась. Но, выслушав, как все доподлинно было и для чего затевалось, признала, что Ингвар на киевском столе принесет руси, южной и северной, куда больше пользы, чем мог принести Олег Предславич – достойный человек, но… слишком уж мягкий сердцем. Руси нужна добыча и слава, нужны новые земли, данники, уважение каганов и цесарей. Ингвар даст ей все это. Вместе со Сванхейд послать воев на греков обязались малые князья Поозёрья, Воислав плесковский – вуй княгини Эльги, а еще Сверкер смолянский и Огневит радимичский. Совсем недавно, нынешней зимой, мы отдали замуж Олегову дочь Предславу за юного Володислава деревского. Древляне тоже дадут людей для похода. Как видишь…
– Древляне? – переспросил Етон. – Теперь ваша дева за их князем?
– Именно так. Предслава Олеговна, правнучка Вещего.
Етон взглянул на Семирада, своего воеводу, потом на других бояр. На огорошенных лицах отражалось понимание важности этой вести.
– Огорчил ты меня… – пробормотал Етон, собираясь с мыслями.
– Чем же? – Мистина поднял брови, собрав высокий гладкий лоб в складки.
– Сам свататься хотел, – буркнул Етон, даже не делая вид, будто это правда.
У Мистины дрогнули губы: он не сообразил, уместно ли будет засмеяться, показывая, что оценил шутку, или такой смех посчитают за оскорбление. Третья Етонова жена, знатная морованка, года два назад умерла уже немолодой, и хотя неладно земле жить без княгини, от старого князя никто не ждал, что он приведет новую супругу. Ему теперь одна Марена невеста! Даже мысленно поставить рядом с этим старым лешим Предславу – свежую, застенчивую четырнадцатилетнюю девушку, светловолосую, как ее мать Мальфрид, и ростом в высокого отца, – было очень смешно.
– Отдать за тебя Предславу не в нашей было власти. – Мистина избрал средний путь и поддержал шутку, делая вид, будто это вовсе и не шутка. – Олег Предславич сам обручил ее с Володиславом, еще детьми, а Ингвар с Эльгой выполнили давний уговор. Но коли есть у тебя нужда в знатной жене, мы готовы помочь – и отыскать, и сосватать.
– Да уж ты сват будешь знатный! – Етон глянул на него, прищурившись. – Баяли, что саму Эльгу своему князю ты высватал?
– Можно и так сказать. – Мистина на миг опустил глаза, хотя о других своих заслугах повествовал без смущения.
– Ну так поведай, как дело было. Может, и впрямь пошлю тебя за невестой.
Повесть о сватовстве за Эльгу Мистина рассказывал уже не раз, давно навострился красиво подавать то, что стоило знать посторонним, и ловко обходить места, о коих лучше умолчать. Его слушали в увлечении: как лесной оборотень-колдун якобы похитил обрученную невесту Ингвара, как Мистина вытащил ее из леса, обманом провез через владения Дивислава ловацкого, которому она была обещана родичами матери, и доставил в Киев. Мистина говорил без запинки, сам думая о другом и наблюдая за слушателями. Глаза всех в гриднице были устремлены на него, однако по взгляду Семирада, Стеги Чудислава и Раносвара он видел: мысли их очень далеки от приключений чужой невесты и сосредоточены на куда более близких им предметах.
Правильные мужи, мысленно одобрил Мистина. Самое важное услышали и теперь о деле думают.
* * *
Получить ответ так сразу киевский гость не мог и не рассчитывал. Три дня он и его люди отдыхали с дороги, побывали на пиру у Чудислава – знатнейшего из ближних Етоновых бояр и Волосова жреца. И лишь потом Етон вновь позвал их в свою старую гридницу. Больше столетия назад первые русы на Волыни построили ее по привычному образцу: длинное бревенчатое помещение с опорой кровли на столбах, где почетное хозяйское место было в середине длинной стены, а почетное гостевое – напротив. У дальней короткой стены стола скамья для служанок: свободные от иных дел пряли там лен и шерсть, а ключница-волынянка надзирала за ними, то и дело поглядывая на господина: не прикажет ли чего подать?
– Обговорил я твое дело с дружиной моей, – начал князь. – В нынешнее лето неладно нам на греков идти. Может, слыхал – на земли мои Людомир волынский зарится. Знает, сам я стар, а нет у меня ни сына, ни внука, ни зятя, чтоб за стол мой и земли постоять… Да только попусту надеется! – Етон вдруг разгорячился и стукнул кулаком в старческих пятнах по подлокотнику престола. – Я-то поскриплю еще! Я самого Вещего пережил – того рарашку
[3] волынского и подавно переживу! Но только со своей земли нет мне сейчас пути. Уйду я в поход… Семирада пошлю, – поправился он, заметив, как по лицу гостя скользнуло легкое недоумение, – с ним русь свою отправлю, лучших воев – а тут-то Людята и нагрянет! Вернемся с портами греческими – а тут пепелище одно.
Мистина внимательно слушал, и видно было, что в уме его уже крутятся способы обойти это неудобство.
– Кабы годом хоть позже… – продолжал Етон. – Мы б такой ряд меж собой положили: нынче летом идем на Волынь, вы, киевские, и мы, плеснецкие. Я было думал у древлян подмоги просить… но коли они уж вам обещались… у греков, известное дело, добыча получше будет, чем на Волыни. У Людяты порты золотые на дубах не растут. Ну а коли древляне мне теперь не соратники, значит, с вами бы речь повести. Разобьем Людяту, добычу поделим. А тогда уж и на греков можно. Лишь бы змея этого ползучего за спиной не оставлять. Что скажешь?
