И мать, конечно, была Эльгой выдана замуж. Потому что и сама Малуша, и брат Добрыня уже жили на свете, когда Предслава вышла за Алдана. Но кто же был тот первый муж?
Сам бог послал Малуше ответ. На следующую неделю в церковь не пришла Горяна Олеговна, молодая княгиня, жена Святослава. И едва услышав, как Эльга спрашивает: «Где же Горяна?», Малуша едва не охнула. Горяна! Ее тетка, младшая сводная сестра матери!
Князь, Святослав, с женой и своей дружиной жил отдельно от Эльги – на старом Олеговом дворе. Это Эльга, когда сын подрос, поставила себе новый большой двор на Святой горе, перед святилищем. Святослав взял Горяну в жены в то же самое время, когда уехали родители Малуши. Его женитьба и их отъезд были как-то близко связаны – но никто не хотел об этом говорить. Малуша знала, что Эльга часто навещала Горяну и зазывала к себе, но молодая княгиня редко показывалась где-либо, кроме церкви. Раньше Малуше казалось понятным, что тетка, старше ее лет на семь, к тому же замужняя, не дружит с ней. А теперь задумалась: раз уж ее родители уехали, почему тетка не взяла ее жить к себе? Уж она-то с ней в куда более близком родстве, чем Эльга!
– Не хворает ли Горяна? – сказала княгиня Ригору, выйдя на крыльцо и дожидаясь, пока оружники расчистят проход через толпу, чтобы служанки могли раздать хлеб. – Мне не прислали, не сказали ничего…
– Госпожа, а прикажи мне ее проведать! – вдруг воскликнула Малуша. – Вдруг и впрямь хворает? Она же мне родная… – добавила девушка, смущаясь от собственной смелости.
Княгиня взглянула на нее своими дивными глазами – серовато-зеленовато-голубыми, как греческий самоцвет смарагд. Говорят, такие же глаза были у Олега Вещего, и она единственная из всей многочисленной родни их унаследовала. Под взглядом этих глаз всякого наполняли трепет, почтение и восторг. Княгиня была как земное солнце – проходя, она освещала собою все вокруг, и не платье богатое было тому причиной. Поначалу, следуя за ней по мосткам вдоль Ручья – их положили после поездки княгини в Царьград, когда она стала посещать это место, занятое купеческими складами и корабельными мастерскими, – Малуша смотрела на доски: казалось, ноги княгини должны оставлять в этом грязноватом месте золотые следы. Хотя каждую неделю перед службой мостки выметали, в слякотные дни – мыли и даже застилали коровьими шкурами. Однажды в дождливый день, когда княгиня приехала домой верхом, воевода Мистина снял ее с седла и понес в избу на руках – будто грязь не смела касаться ее греческих черевьев красной кожи. А как же иначе – на то она княгиня…
– И правда! – Эльга кивнула. – Сходи, проведай, поклонись ей от меня. Если ей худо, скажи, я завтра сама к ней буду. В такое время пригляд нужен… – добавила она, понизив голос, и прикрыла рот рукой.
Горяна ожидала дитя. Беременность давалась ей тяжко, она мало покидала дом и почти не бывала у свекрови. Малуша только теперь и сообразила, как давно ее не видела. Раньше не вспоминала – свидания с Горяной не приносили радости. Они не росли вместе и не были близки, а со времен своего замужества Горяна никогда не бывала весела и говорила только о Боге.
Малуша ждала, что с ней пошлют отрока, Эльга ласково кивнула десятскому:
– Пестряныч, проводи.
И Малуша отправилась в путь, как очень важная птица: ее сопровождал Вальга, племянник княгини, и трое отроков. Вальга был на семь лет старше Малуши, и она робела его, рослого и молчаливого. Он не был злым или мрачным, но на его довольно красивом лице всегда было такое выражение, будто ничто вокруг его не касается. Однако сейчас, следуя между ним и его отроками от причалов и складов на Олегову гору, Малуша чувствовала себя непривычно важной. Ее провожают отроки, будто… княгиню.
Всю дорогу Малуша невольно мечтала, будто княгиня – она сама: это она в богатом и ярком греческом платье выходит из церкви, народ радостно кричит, а она повелевает даже не словом – взглядом, легким движением руки! И бояре, и младшие воеводы тоже склоняются перед ней… и тогда ее уже будут звать полным именем – Мальфрид.
На широком княжеском дворе упражнялись с два десятка гридей: слышался топот, крики, звуки ударов по дереву. Князь Святослав еще не вернулся из полюдья, и гридей в Киеве оставалось мало. Одна Малуша не посмела бы войти туда, но Вальга уверенно шел впереди, перебрасываясь словом то с одним, то с другим. Его здесь любили: его отец, Асмунд, с давних пор был кормильцем Святослава, а теперь оставался сотским ближней дружины. Сквозь чащу скачущих тел Вальга провел Малушу к избе, где жила со своими служанками молодая княгиня. Вдруг Малуша вспомнила: эта изба называется Малфридиной. Она всегда это знала и не видела ничего особенного, но тут вдруг задумалась: почему? И взглянула на просторную, довольно старую избу с новым любопытством. Здесь жила ее бабка – в то время, пока была киевской княгиней? Теперь это показалось важно.
На крыльцо в ответ на стук вышла старая служанка Горяны – ляхиня по имени Блажена. Вальгу она не хотела пускать, хмурясь и твердя, что княгиня нездорова. Тогда Малуша вышла вперед из-за его спины.
– Княгиня приказала мне повидать родственницу мою, молодую княгиню! – объявила она, вздернув голову и всем видом показывая: не тебе, челядинке, преграждать мне дорогу.
– Ну, войди, – смерив девушку взглядом, Блажена все ж попятилась с порога.
Малуша сделала шаг вперед… и ощутила, как ладонь оставшегося за спиной Вальги отвешивает ей легкий подбадривающий шлепок. Она хотела обернуться и крикнуть что-нибудь вроде «Ты дурной?», но сжала губы и смолчала. Пожалуй, это была похвала и попытка подбодрить.
Однако в избу Малуша вошла с пылающими щеками и, кланяясь молодой княгине, не сразу справилась с собой и сообразила, что сказать. Горяна лежала в постели, на белом льне резко выделялись ее черные косы. Лицом Горяна была некрасива: слишком острые черты, смуглая кожа и неровные зубы портили ее. В пору цветущей юности она, уверенная и полная воодушевления, была хороша без красоты и влекла к себе внутренней силой, но сейчас, одолеваемая бедами и нездоровьем, почти пала духом и погасла. Малуше даже стало ее жаль. Вдруг подумалось: не переживет она родов. Соловьица как-то говорила, что, если женщина ждет в тоске – непременно умрет.
– Будь жива… княгиня… – Малуша не посмела назвать Горяну теткой, но постаралась сказать эти слова как можно ласковее. – Госпожа меня прислала к тебе поклон передать и о здоровье спросить. Кручинится она. Видать, худо тебе, если даже в церковь не пришла. Обещает завтра сама к тебе быть.
– Передай княгине поклон. – Горяна лишь повернула к ней голову на подушке, но больше не шевельнулась и не улыбнулась. – Бог ее наградит за доброту, да мне она не поможет…
Малуша подождала, не скажет ли Горяна еще что, но та молчала. Даже глаза закрыла. Стоило бы уйти, но когда будет другой случай тайком от всех расспросить ту, что наверняка что-то знает?
– Княгиня… Горяна Олеговна! – робко окликнула Малуша. – Позволь мне поговорить с тобою. Ведь мы одного корня… Я же внучка отца твоего, моя матушка – тебе сестра.
– Что тебе? – Горяна открыла глаза. – Жалуешься? Тебя разве у Ольги обижают?
