Не Мистину было напугать вызывающими взглядами, но чутье подсказало сразу: жди беды. Древляне увидели в смерти Свенельда причину разорвать прежний договор между ними и русами, и напрасно Мистина пытался им втолковать: они платят дань русскому князю и от смены воеводы ничего для них не меняется. «Мы разрываем договор!» – крикнул ему Володислав и швырнул свою кунью шапку к подножию деревянного чура возле очага. С таким победным чувством, будто вместе с шапкой отбрасывал позорную обязанность дани.
И вот теперь, девять лет спустя, тот взгляд молодого князя деревского вновь вспыхнул на лице одноглазого побродяги. С десятилетней давности шрамом на лице.
– Послушай, – Мистина повернул голову к Эльге, – а ведь Володислава деревского так потом в Искоростене и не сыскали? Я же помню – ни живым, ни мертвым. Решили, его в гробле бревнами горелыми завалило, а разбирать охоты не было.
– Да, так и есть, – удивленно подтвердила Эльга, не понимая, к чему Мистина вдруг вспомнил столь давние дела. – Среди трупья под городом не нашли, в полоне тоже… Помню, Предслава причитала, что я, дескать, детям своим скажу, сама не ведаю, как их отец голову сложил и где могила его… Лежит, говорила, в гробле или в ручье не погребен, некуда и прийти помянуть, будет душенька его бедная упырем голодным по свету бродить…
– Ты не пугайся, – Мистина накрыл ее руку ладонью, – но эта душенька, мнится мне, к нам сюда прибрела.
И подумал с надеждой: может, правда упырь? Тогда разговор короткий…
Да нет. Упыри людской речью не владеют.
– Ты что такое говоришь? – Эльга снова удивилась, с чего это он ее морочит.
– Не замечала у себя среди бродяг мужика средних лет, с рубцом через всю морду? Как у Велива, только еще через глаз?
– Замечала. Его Малко зовут, он из деревского Кольца родом.
– Малко зовут? – Мистина сел.
– Уж с месяц, с первым обозом смолянским, притащился сюда, говорил, что род свой потерял и хочет про новую веру узнать. Я хорошо его помню, – уверенно подтвердила Эльга. – Сам к Ригору пришел и крещения попросил, потом стал ко мне на пиры для бедной братии ходить… Говорил, для того ему жизнь сохранил Господь, одному из всего рода, чтобы он веру успел узнать и душу спасти… Ты ко мне не ходишь на Христовы пиры, а то бы сам давно его знал.
– За верой Христовой пришел? – В голосе Мистины звучало такое недоверчивое изумление, будто креститься к Ригору пришел волк из леса.
– Ты вот что, – Эльгу не удивляло, что порой Мистина хочет знать вещи, смысл коих ей пока неясен, – ты у Малушки спроси. Я не раз видела, он с ней беседовал. Предупреждала ее еще, чтобы бдила, на льстивые речи не поддавалась и со двора ни ногой. Она уж не дитя глупое, невеста совсем. Она сперва боялась его, а потом, говорит, ничего, он добрый…
– Йотуна мать… – с чувством повторил Мистина и потер ладонями лицо. – В глаз его распятнай… и меня, дурня недогадливого…
– Свенельдич! – начиная досадовать, Эльга вцепилась в его плечо. – Что такое? О чем ты? Говори!
Мистина длинно выдохнул и снова лег на спину.
– Малко из Кольца с Малушкой, Маломировой внучкой, беседы вел… Все одно к одному сходится.
– Маломир здесь к чему, он мертв уже девять лет!
– Маломир – да. А Володислав… – Мистина снова повернул к ней голову. – Это он был сегодня у тебя на дворе. Жма!
Он вдруг подскочил, подброшенный еще одной отвратительной мыслью. Соскочив с лежанки, вновь толкнул дверь и крикнул в избу, где все снова улеглось в ожидании скорого утра:
– Девки! А ну бегом – Малушку проверьте, дома ли!
Из полутьмы избы долетел шорох: спеша исполнить приказ воеводы, девки принялись одеваться все разом. Потом чьи-то шаги простучали к двери.
– И если ее тоже нет… – Мистина глубоко вздохнул, глядя перед собой, – это будет такая золь, что ешь меня йотун…
Эльга испуганно прижала ладонь ко рту. Она еще не вполне связала в уме все, что сейчас сказал Мистина, не поняла, почему он переполошил всех, не дождавшись утра. Но сам его голос убедил ее: этой весенней ночью к ней, княгине русской, в дверь постучалась по-настоящему большая беда…
* * *
Заснула Малуша позже всех в избе. Но лежала тихо: она привыкла к своему месту на полатях, между Данкой и Негошей, но впервые ощущала себя как в стане врага. Очень многие из обитателей княгинина двора – отроки и оружники – были на той войне. Тиун Богдалец, подключник Начеша, Прибыня, Божнята, Зимец, Гневиша и другие любили похваляться тем, как отправились вместе с Эльгой в землю Деревскую и убивали перепившихся деревских старейшин на могиле Ингвара. А ведь среди этих старейшин был и князь Маломир, ее, Малуши, двоюродный дед. Кто из них ударил его топором или ножом? Она не смела спрашвать, да кто бы ни был – ведь он сделал это по приказу княгини! Ольга мстила за мужа… и спокойно ли ей спится, при том что двое детей убитого ею врага живут здесь же, у нее в доме?
И ей, Малуше, как дальше жить здесь – теперь, когда она все это знает!
Несколько раз она засыпала, но вздрагивала и просыпалась. Один раз даже успела увидеть самое начало сна – будто валится в какую-то глубокую яму среди густого дыма и знает: это та самая гробля, где погиб ее отец…
Во сне раздавались крики, стук, топот, резал глаза огонь среди тьмы… Малуша села, моргая: огонь и правда горел прямо перед ней. Еще не проснувшись, она замычала – ей показалось, что она кричит, – и попыталась отползти, но наткнулась на чье-то плечо.
– Да вот она, Малуша! – раздался сзади досадливый голос Негоши. – Кому понадобилась среди ночи?
Малуша открыла глаза, но ум ее еще не проснулся, и оттого явь казалась сном. На полу стояла Совка – служанка Ольги, а Жихарь, отрок, высоко держал горящий факел, стараясь осветить лежащих на полатях.
– Вот она! – с облегчением воскликнула и Совка. – Слава чурам!
– Что такое? – пробормотала Малуша.
Ее охватил ужас: это странное событие казалось продолжением страшных снов и страшных мыслей. Может, княгиня узнала, чем полна ее голова? Может, решила сгубить наконец и ее – последний росток на дереве рода?
– Никуда она не делась! – Векоша всплеснула руками. Она спала внизу, на лавке, и теперь куталась в большой серый платок, набросив его прямо на сорочку и непокрытые полуседые волосы. – Куда она денется? Или я за челядью не гляжу совсем?
– Вон ваша Малуша! – К ним подошел от двери Войтина, десятский. – Или я тебе ворона? Или отроки мои – пни березовые? Будто может всякий бродяга со двора княгинину девку свести, а мы и не почешемся! Да пусть бы он только сунулся! Второй глаз своими руками вырву и репу скручу!
– Ну… – Жихарь еще раз вгляделся в изумленное лицо Малуши и опустил факел. – Княгиня велела… чтоб глаз с нее не спускали.
– Ты что, – Векоша воззрилась на Малушу, – бежать вздумала?
