– Куда я бежать? – Та была удивлена не меньше. – Не вздумала я ничего…
– Спите, девки, – сказал Войтина и пошел прочь вместе с Совкой.
Дверь за ними закрылась, в избе вновь стало темно. Поворчав, Векоша улеглась. Но Малуша не спала почти до утра. Все вроде было как всегда, и в то же время по-другому. Дуб перевернулся, и жизнь ее, княжны родом и челядинки положением, никогда уже не будет прежней.
Утром дело не стало яснее. Сама княгиня призвала ее к себе и принялась дотошно расспрашивать о бродяге по имени Малко, из Кольца. При этом в избе кроме госпожи был лишь воевода Мистина. Он молчал, сидя на скамье и сцепив руки между колен, но вслушивался в ее робкие ответы. Княгиня хотела знать все: когда Малуша впервые увидела того бродягу, где это было, он ли первый с ней заговорил или она с ним, о чем были разговоры? Не упоминал ли Малко, где ночует, какие у него есть знакомцы в Киеве? Где родня?
Очутившись одна-одинешенька перед двумя самыми грозными лицами, что могли уничтожить ее одним щелчком, Малуша дрожала и с трудом удерживала слезы. Даже и пожелай она отвечать с полной откровенностью, сейчас не смогла бы разделить в памяти разговоры с Малко, разговоры с другими людьми и свои мысли обо всем этом. Спрашивал, чья дочь… где ее мать… кто есть еще из родни…
– Я не помню! – в отчаянии выдавила она, чувствуя, что вот-вот разревется. – Я ничего худого не делала!
– Тебя никто не винит! – ласково сказала княгиня. Она не показывала признаков гнева, не хмурилась, не повышала голоса, но тем не менее Малуша чувствовала, что речь идет об очень важных и опасных делах. – Воевода рассказал, – Эльга кивнула на Мистину, – тут в волости беда случилась, бродяга одноглазый девку молодую сманил, надругался, задушил и в овраг бросил. Ее всей волостью искали дня три-четыре, а как нашли – бродяги уж след простыл. Вот я и вспомнила: да у меня же на двор повадился бродяга одноглазый и тоже к девке молодой прилаживается. Что, если тот самый? Испугалась, аж среди ночи подскочила. Вдруг, думаю, как раз и свел мою Малушу, погубил… Слава Богу! Но ты не бойся ничего! Если он еще покажется, отроки его расспросят, на двор больше не пустят, пока не убедятся, что он зла не мыслит. Живи спокойно.
Наконец ее отпустили. Но весь этот день и еще пару следующих от Малуши было немного толку: ее трясло, тянуло в слезы, никакое дело не спорилось. В мыслях был полный разброд. Уж слишком она привыкла верить княгине – как не верить госпоже! Она же – все равно что Богоматерь! Уж не дура ли она, Малуша, что слушала, развесив уши, какого-то бродягу? А что, если и правда хотел сманить да погубить? И все прочее – ложь?
Через день-другой, поуспокоившись, Малуша стала мыслить яснее. Бродяга Малко сам сказал ей не так уж много. Он лишь принудил ее задуматься о том, о чем она раньше не думала. Самое важное – о ее роде, о гибели отца – ей поведали молодая княгиня Горяна и Вальга. Они не стали бы ей лгать! И пусть бы даже одноглазый Малко мыслил на нее недоброе – это не отменит ее тягостных открытий. Она – княжна деревская. Отец ее – Володислав деревский, погибший при взятии Ольгой Искоростеня и даже не погребенный по-людски.
Даже с Добрыней Малуша боялась всем этим поделиться. Он и так выбранил ее за то, что вела беседы с чужим человеком, а тот, может, надругаться хотел! Об этом уже знал весь двор, на Малушу таращились с таким любопытством, будто с ней и впрямь что-то такое случилось, но не расспрашивали: княгиня запретила болтать попусту. Отроки дразнили Добрыню, что, мол, его сестру чуть со двора не свели, а он сердился за то на Малушу. Дней десять они вовсе не разговаривали. И от этого Малуша еще острее ощутила свое одиночество. У нее был родной брат, они жили на одном дворе, но оружники были ему куда ближе ее. Только о дружинных делах он ей и рассказывал, если они в свободный час присаживались поболтать. Никаких общих дел у них и не было. Никто не мешал им видеться, но воля княгини, лишив их собственной родовой судьбы, сделала их такими чужими друг другу, как не сделает и остудная ворожба.
Малко из Кольца больше ни разу не появился ни в церкви, ни на пирах Христова дня. Будто бес, выскочил невесть откуда и пропал невесть куда. Как и положено нечисти под разящим огнем Перунова взора. Малуша так и не узнала, что нес ей этот гость из Нави: спасение или гибель.
А потом сверху приплыл гонец с вестью: князь возвращается из полюдья и через два дня будет в Киеве. И всем стало не до бродяги одноглазого…
* * *
Вздумай он сразу податься в закатную сторону, его бы поймали. Уж больно у него был приметный вид, а Свенельдич знал, как он теперь выглядит. До этого бывший князь Володислав деревский, ныне Малко Кольчанин, мог свободно разгуливать по Киеву и даже посиживать посреди княгининого двора. Жадно разглядывать Ингореву вдову своим ныне единственным глазом и ничего не бояться: ни сама Ольга, ни ее отроки и челядь ни разу его не видели даже в те времена, когда он был приглядным собой молодцем с двумя здоровыми глазами и чистым лицом. В Киеве оставалось не так много людей, видевших его хоть когда-нибудь. Поначалу он думал о бывшей жене: и надеялся ее увидеть, и опасался этой встречи. Но Предславы в окружении Ольги не обнаружилось. Старые оружники Свенельда были или сами перебиты еще девять лет назад, или разошлись по земле, подальше от Свенельдова сына. Оставались оружники самого Мистины, но из них его, Володислава, видели не более трех десятков, а сколько их уцелело девять лет спустя?
Ему было почти нечего бояться. Русы думали, что его, последнего князя деревского, уже девять лет как нет в живых. Все, даже собственные его тесть, жена и дети. Кому бы пришло в голову найти мертвеца в одноглазом бродяге?
И все могло бы сойти и дальше, сумей он себя сдержать. Володислав знал, что по Христовым дням Свенельдич на княгинин двор не ходит, а в другие дни он сам сюда не совался. Нищие, к которым он пристал сразу, как прибрел в Киев, рассказали: княгиня в Царьграде приняла Христову греческую веру, а князь, воеводы и в том числе Свенельдич – нет. Ни в церкви, ни на Христовых пирах он и его люди не бывают. И стало ясно, что именно по этой дорожке можно пройти к цели, почти ничего не опасаясь.
Однако принесла Свенельдича нелегкая в этот вечер на Святую гору. Володислава будто молния пробила, когда он вдруг увидел прямо перед собой богатый красный кафтан и это столь памятное ему лицо. Свенельдича ни с кем не спутаешь – он и тогда был выше всех в собственной дружине. Тоже немного постарел, огрубело некогда ясное лицо, но те же остались серые глаза с умным и пристальным взглядом. И вид этого лица с горбинкой на носу от давнего перелома и мелким рубцом на левой скуле, как ничто другое, разом перенес Володислава на много лет назад. Когда сам он был молодцем и с досадой глядел на Свенельдича снизу вверх, пытаясь дерзостью взора возместить недостаток роста.
Для него это лицо было как видение с того света. А на такое не надо смотреть. Поклонился бы, как все, и стоял бы так, пока грозу не пронесет. Но нет. Не удержался вновь взглянуть на того, кто вонзил нож в грудь стрыя Маломира, привел войско, разорившее землю Деревскую, а потом сам, как говорят, стал тайным мужем Ингоревой вдовы. Вместо Маломира.
