Величана остановилась. Виданка вела ее прочь от толпы, уже близилась опушка березняка. Волхва говорила весело, будто рассказывала смешную сказку… но именно сейчас на Величану накатило так долго медлившее ощущение волшебства. Но не обрадовало – это был дух опасной волшбы, такой, что завладевает человеком и влечет на погибель.
– Куда ты ведешь меня? – Величана глянула на свою вожатую с требовательным вызовом. – Скажи! Волкам, что ли, вы задумали меня отдать?
Она слегка кивнула назад, туда, где остался сидеть среди бояр Етон, намекая, кто эти «вы».
Кто его знает, ее старого мужа? Волынские русы, хоть и переняли за шесть-семь поколений язык и многие обычаи волынян, все же сохранили немало из своих привычек. Катла когда-то зимой рассказывала, что один князь там, у нурманов, приносил в жертву своих сыновей одного за другим и взамен бог продлевал ему жизнь. Тот самый бог, одноглазый, что однажды ночью пятьдесят лет назад приходил и к Етону. Так, может, князь, не имея сыновей, расплачивается за долголетье женами?
Величана застыла, оледенев посреди теплого вечера. Кто ведает, какой ряд втайне положили меж собой эти двое – молодой плеснецкий князь и древний бог его северных предков? Глупо же думать, будто всякая баба знает об этом всю правду! Их было у Етона три – прежних жен… Всех трех он пережил. Теперь ее черед? Так скоро?
И какая ночь лучше подходит для такой жертвы? Их две священные ночи перехода: зимний и летний солоноворот. Зимой, в ночь Карачуна, молодой Етон приходил за ней с волками, но тогда киянин Лют вырвал ее из хищных рук. Теперь старый Етон посылает ее в лес… а никакого спасителя рядом нет.
Величана едва не повернулась и не побежала обратно к людям. Остановила ее только мысль: ведь там сидит Етон. Тот самый, что послал ее в чащу. У кого ей искать спасения против мужа-князя? Отец и мать отдали ее в полную его власть. Братья ее далеко. Только в сказках они успевают на помощь сестре вовремя…
– Да не бойся ты! – Виданка подалась к ней, будто хотела обнять. – Не тронут тебя волки, землей-матерью клянусь!
Она наклонилась и приложила ладонь к земле. Величана немного опомнилась: клятву землей никто не переступит, иначе под ним сама земля разверзнется. Насмешливый голос вожатой, веселый взгляд ее развеяли чары, даже вечер опять стал вполне обычным.
– Куда же ты меня ведешь? – повторила Величана. – Что мне за нужда с тобой идти?
– Так зелия же собирать! – внушительно, как малому ребенку, повторила Виданка. – Муж у тебя старый да хворый, тебе ли не знать! Всякий год я для него травы собираю охапками, ему из них взвары да настои готовят, а без того он давно бы уже ног не таскал!
Она двинулась дальше к опушке, знаком пригласив Величану за собой. И та пошла: теперь голос лесной женки звучал успокаивающе, и весь их поход уже выглядел обычным купальским гулянием.
– Тебя травам-то обучали у матери?
– Обучали. Как же без этого?
– Какие у вас, у лучан, зелия для долгих лет полезными считаются?
– Нивяница, – принялась вспоминать Величана, – «заячья кровь», да почки березовые, да бессмертник. Да купена, да спорыш, да чабрец.
– А от бесчадия жен чем пользуют?
– Лучше всего гвоздикой-маточницей, а с ней еще девясилом, грушанкой, семенем льняным…
За разговором о травах они углубились в лес. Здесь сумерки стали гуще, повеяло прохладой, и Величана пожалела, что не взяла платок – накинуть на плечи. Сейчас она была в обычном волынском платье: белой сорочке и красной полосатой плахте. Поверх тканого пояса был повязан жгут из трав. У Виданки плахта была бурая, без полос и узоров, и навершник серой шерсти. В лесной тени она, тонкая, легко ступающая, напоминала бесшумно крадущуюся волчицу.
Но она же и есть волчица, – вспомнила Величана ее собственную повесть. Она два года жила в доме лесных волков. Тех самых, что пытались зимой увести ее, Величану…
– Ты примечай, – вдруг обратилась к ней Виданка, – гляди, нет ли где звезды летучей.
– Звезды летучей?
– Появляются они как раз в ту пору, как папоротник цветет. Летит и светит так ярко, что аж страшно смотреть. Огромная такая звезда, прямо с решето. И где цветет папоротник червонным цветом, туда она опустится. Тут же надо тот цветок хватать – кто поймает, тот все на свете будет знать.
– А у тебя есть такой?
– У меня белый плакун-корень есть. – Виданка снова прикоснулась к мешочку на груди. – Плакун всем травам мать, всем кореньям отец. Без плакун-корня иные зелия брать ни к чему – траву-то возьмешь, а сила ее в земле-матушке останется. Чтобы силу земли перенять, плакун-трава надобна…
Рассказывая, она неприметно озиралась. Сперва Величана подумала, что Виданка и сама высматривает звезду летучую.
– Ты выше смотри, – посоветовала ей Виданка. – Звезда-то она с неба сходит. Коли поймаем с тобой папоротников цвет, тогда вся сила земли-матушки будет нам подвластна. Так оно водится: у кого и плакун-корень есть, и папороть-цвет, тому все силы зелий земные повинуются. Вот простой человек нарвет «братков» хоть целое беремя
[24], – она кивнула на желтые и синие цветочки на стебле среди травы, – а пользы с них никакой: сено и сено. А у кого те две травы чудесные есть – тому иное дело. Принесет такой человек «братков» к себе в избу, положит по разным углам, и всю ночь до зари будут они меж собой толковать: один вопросы задавать, другой отвечать, и всю-всю судьбу хозяев расскажут. Кому сколько жить, кому на ком жениться, кому богатым быть да удачливым…
Все это было страсть как занимательно. И как славно было бы принести домой разговорчивых «братков» и выведать, долго ли жить Етону, долго ли жене его молодой… Однако, поглядывая на лицо своей вожатой, Величана отмечала ее ищущий взгляд, будто сама Виданка думает о другом. Рассказывая о плакун-траве, о «братках», о том, как леший заманил в лес одну деву и в сон-траву ее, синеглазую, превратил, Виданка все оглядывалась, будто искала что-то в кустах вокруг. Но уж верно не звезду с неба…
* * *
Приметить волка было дело нехитрое – уж как он ни таился, серой тенью скользя за кустами, Виданка слишком хорошо его знала. За много лет она чутьем научилась угадывать его приближение, и не только возле своей избушки. И Етоновой жене не откажешь в чутье: молодуха тоже то и дело озиралась и дергалась на каждое содрогание ветки. Хотя и не знала, чего именно боится. Етон уверял: жене его, как и боярам, известна только верхняя корочка его тайны. Истинную начинку этого колдовского пирога знали только он сам, Виданка, Рысь и Думарь.
Между Карачуном и новогодьем
[25], целых три месяца, Виданка не видала ни старого Етона, ни молодого. Первым объявился старый: когда погасли после празднества первые в наступившем году костры на горе, ее снова навестил Думарь.
