Даже жена…
– Может, он того… ожить собирается? – Игмор оглянулся на своих братьев, ища подтверждения. – Из могилы выходить и людям шеи сворачивать?
В ближайший круг Святослава с детства входили сыновья бывших жен Ингвара – Жельки и Зоранки. Самые красивые полонянки первых походов, они жили при нем еще до его женитьбы на Эльге. Но Эльга перед свадьбой поставила условие: другие жены удаляются до тех пор, пока она сама не родит Ингвару сына и законного наследника. Ингвар тогда раздал наложниц ближним гридям, и своих детей те родили уже от новых мужей. Кровного родства между ними и Святославом не было никакого, однако они гордились даже такой семейной связью с молодым князем и не притязали на большее, чем верно служить ему. Таких было семь человек. Во всех делах Святослав предпочитал советоваться с этими «назваными братьями», от которых ждал братской преданности, но не соперничества.
– А он точно мертвый? – озабоченно спросил Болва.
Болва был старше других в этом кругу и начал свой ратный путь еще в дружине покойного Свенельда, но после его смерти перешел к Святославу и тут, благодаря уму, ловкости и деловитости, быстро выдвинулся и стал пользоваться большим доверием князя как в военных, так и в торговых делах. Будучи сам очень хорошего рода, он не погнушался взять в жены дочь Хрольва и Славчи – третьей бывшей Ингваровой хоти – и теперь считался полноправным членом малой дружины «названых братьев».
– Сомневаешься? – усмехнулся Святослав.
Князь должен быть лучшим воином в дружине. Иначе он князь лишь наполовину – это Святослав усвоил с детства и к двадцати двум годам достиг наивысшего мастерства, какое только позволяли возраст и его телесные силы.
– Не в тебе и не в мече твоем, – почтительно улыбнулся Болва. – Но старому хрену разве ж можно верить? Ему Один три срока жизни даровал. Научил как-то не помирать, когда все добрые люди помирают…
– Не научишь не помирать от меча! – замотал головой Хавлот, сын Зоранки и вышгородского воеводы Ивора. – Нет науки такой! Моя мать говорила: от Марены нету коренья!
– Пойдем проверим, – предложил Лют. – Он тут лежит, в клети, недалеко ходить.
«Названые братья» еще раз переглянулись. На лицах читалась неприязнь. Все эти отроки ходили в походы с двенадцати лет и повидали мертвецов, но Етон внушал жуть, как всякая нечисть. Умерев, он окончательно перебрался в страшное предание, и тело его внушало брезгливую жуть, как туша какого-нибудь змея, упавшего из грозовой тучи.
Болва бросил на Люта доверительный взгляд и поднялся. Уже давно служа новому господину, он сохранил привязанность к младшему сыну господина старого. Замешанную на тщательно скрываемом, застарелом чувстве вины. Не затей они с Лисом и прочими тогда эти игрища с подменой рогатины для Пламень-Хакона, Свенельд, может, тоже девяносто лет прожил бы…
– Дозволь, княже… – он глянулся на Святослава, – нам сходить взглянуть.
– Ступайте, – Святослав махнул рукой. – Да получше глядите… – вырвалось у него, хотя в удар своего меча он верил крепче всех.
Болва и Лют вдвоем пересекли двор. Лют еще носил на правом плече лубки на случай, если в кости окажется трещина. Ему бы теперь отлеживаться и следить, как бы не воспалилась рана, но остаться в большом стане на Горине было свыше его сил. Сопровождать Святослава в Плеснеск на поединок нашлось немало охотников, но Лют имел преимущество: ведь именно он выслушал и передал те недопустимые речи Етона, что привели к этой войне.
Он все-таки прошел за переправу и видел Величану в святилище. Судьба ее пока оставалась неясной, и он изводился от тревоги, не зная, что предпринять. Ведь одного грозного господина – Етона – овдовевшая княгиня сменила на другого, немногим более доброго. Лют, родич изгнанного и жестоко оскорбленного Улеба, не ждал от Святослава мягкосердечия.
Из святилища тело Етона привезли в его бывший дом и уложили в той самой клети, где провел он свою последнюю брачную ночь. К погребению, прощальному пиру своей жизни, Етон подготовился не хуже, чем к недавней свадьбе. Он велел за зиму изготовить погребальные носилки – из резного дерева, такие красивые, что даже лежанка давно покойной княгини Вальды, чудо мастерства, не могла с ними сравниться. Из клети убрали припасы, вычистили полы и стены, принесли все то, что Етон собирался взять с собой на тот свет – одежду, оружие, посуду и утварь. Теперь и сам он лежал там на носилках; старухи под началом бабы Бегляны обмыли тело, переодели в лучший кафтан. Князь был готов перебраться в последнее пристанище – могильную яму на жальнике позади святилища.
По двору слонялась Етонова челядь, холопы сидели в теньке под стенами построек. Етоновы гриди разошлись по городу, не зная, чего ждать от нового господина, но дворовая челядь осталась. Холопам было некуда идти, а перемена хозяина для них значила мало. Тиун, Близняк, пока не знал, как распорядится Святослав им, челядью и всем добром, поэтому ничего не делал. Жизнь княжьего двора, еще два дня назад кипевшая с привычной бодростью, почти замерла, Святославовы отроки чувствовали себя как в походе и сами варили себе кашу из найденных припасов.
У двери в клеть сидели двое Святославовых гридей. Кивнув им, Болва шагнул за порог. Войдя вслед за ним, Лют сразу увидел длинное тело на полу, а позади него женщину, сидящую на ларе. При виде них она вздрогнула, подняла голову…
Обойдя тело Етона, будто бревно, Лют приблизился к ней. Величана встала ему навстречу. Выглядела она больной: бледная, с опухшими глазами, с дрожащими губами. Из Киева она вспоминалась ему как дева из сказаний, и не верилось, что он сам был с ней в том же сказании. Теперь она стояла перед ним живая и настоящая – чуть ниже среднего роста юная женщина, испуганная и несчастная. Не сказать, чтобы сейчас она была красива, но от жалости у Люта сердце переворачивалось в груди.
– Зачем ты здесь? – полушепотом спросил Лют: голос его не слушался.
Он пристально вглядывался в ее лицо; хотелось поцеловать ее, просто чтобы утешить, но он не смел. Это все же княгиня, он ей не в версту. Жутко было видеть ее рядом с мертвецом, прикованную к нему невидимой цепью и обреченную уйти следом.
– А где мне быть? – так же шепотом ответила Величана. – У меня с ним одна дорога.
Болва тоже подошел к ним, с любопытством рассматривая Етонову вдову. На ней было все то же красное греческое платье, неуместное при ее изможденном лице.
– Ты могилы не бойся, – вполне дружелюбно посоветовал он. Величана перевела на него взгляд, припоминая, что этого человека она видела еще зимой среди спутников Люта. – У них ведь какое условие положено: кто одолеет, тот весь дом и семью убитого получает. Ты теперь Святославу принадлежишь. Захочет – пошлет тебя с покойником, не захочет – себе оставит. Ты попроси его. Ты вон какая молодая, собой хороша – пожалеет он такую деву мертвецу отдавать.
– Думаешь, пожалеет? – с досадой и недоверием спросил Лют. – Не очень-то он жалостливый…
– Не от жалости пожалеет, а оттого, что своего он не отдает никому, – наставительно пояснил Болва. – Он же в святилище сказал: что было Етоново, то теперь его. Он просто про вдову не думал еще. А как вспомнит, так решит.
