Виданка остановилась в трех шагах и повернулась лицом к восходу.
– Мати моя, заря утренняя! – позвала она, протянув руки к небесам. – Встали мы, люди плеснецкие, на заре на утренней, на восходе солнышка, на закате месяца и на покрытие звезд… Бери, Заря-Заряница, золотые твои ключи, отпирай небесные ворота, выпускай Красно Солнышко. Бери, Заря-Заряница, золотую иглу, сшивай обе полы сего времени. Защити нас от всякого зла, укажи ясный путь.
Заря ответила – роса, тот ключ, коим отпирает она ворота нового дня, уже блестела на истоптанной траве. Склонившись и приложив ладони к земле, Виданка попросила благословения и у земли-матери. Потом кивнула.
Игмор сошел с коня и приглашающее кивнул боярину Стеги. Оба тоже приложили ладони к росной траве, потом коснулись лба, запасаясь защитой от мертвящего дыхания Нави. Гриди Святослава встали плотным кольцом вокруг могилы, держа наготове обнаженные мечи, топоры и копья. Оставили место для Чудислава, Семирада и еще нескольких плеснецких бояр, но и у тех было по топору в руках. Лица были бледными, многих пробирала дрожь.
Сидя в седле, Святослав сделал знак: открывайте. Игмор и Стеги взялись за дощатую крышку с углов, еще человек пять встали по краям. Общими усилиями крышку приподняли и потащили в сторону.
Яма открылась. Навстречу людям ударила волна трупной вони: внутри лежали тела нескольких человек, мертвых уже третий день, да в придачу труп коня и пса. Но, как ни странно, смрад мало кто заметил.
Все стоящие возле ямы сразу увидели внутри совсем не то, что ожидали.
На дне было три человеческих тела – как и в тот час, когда могилу закрывали. Девица в цветном платье, с дорогими уборами, с почерневшим кровавым пятном на груди – куда вошел нож в руке Игмора. Холоп-постельничий скрючился в ногах. А посередине, там, где на носилках оставили тело Етона… лежал совсем другой человек. Молодой, рослый, с крупным носом и густыми темными бровями… И всякий взглянувший на него сразу понял бы – он не мертв.
Едва только смотрящие сверху успели осознать увиденное, как лежащий на носилках открыл глаза.
Весь мир застыл. Могильный обитатель, лежа на спине, смотрел в бездонное бледное небо над собой, ловя на нем отблески зари. Люди сверху смотрели на него.
Потом он медленно сел. Расправил плечи, раскинул руки, потянулся…
– Как же долго я спал…
Глухой голос со дна ямы расслышали только стоящие возле самого края. Но и этого хватило, чтобы пробудить от оцепенения. Толпа у ямы охнула, дрогнула, часть людей в испуге подалась назад, часть – ближе.
Баба Бегляна шагнула к могиле. Лет сорок уже она провожала покойников и причитала в нужные сроки, призывая мертвеца восстать, но при этом заклиная его не нарушать порядок обращения жизни и смерти. И вот единственный раз за всю ее долгую жизнь случилось то, чего «на свете не водится». Мертвый встал рядом с живыми. Но случилось даже нечто большее, и Бегляна не знала еще, как тут быть.
Святослав соскочил с коня и почти бегом устремился к яме. Растолкал своих гридей и оказался почти лицом к лицу с сидящим на дне. Пару мгновений они пожирали друг друга глазами, потом лежащий встал на ноги. Теперь его голова и плечи возвышались над ямой.
– Йотуна мать! Что за хрен? – требовательно воскликнул Святослав, с негодованием оттого, что не понимал происходящего.
– Будь жив, Святославе! – бодро окликнул его человек в яме. – Не признал меня? И не диво! Когда я таким был, как сейчас, тебя на свете не было. Да и матери твоей не было, и отца. Таким меня только дед твой, Олег Вещий, видел. В тот день, когда я первую жену брал, а он над свадебным столом на меня проклятье наложил.
Он двинулся вперед, переступая через посуду, утварь и тело слуги, приблизился к краю ямы, взялся за него, подтянулся и ловко выпрыгнул наверх. Всем стало видно – это рослый, худощавый, длинноногий и длиннорукий парень лет восемнадцати-девятнадцати, но едва ли больше двадцати. Святослав невольно попятился, люди подались прочь от могилы, невольно открывая выходцу с того света свободный путь по земле.
– Как, понял уже, кто я? – продолжал тот. – А ночью после той свадьбы явился мне во сне некий муж – высокого роста, в синем плаще, в серой шапке, надвинутой так низко, что не было видно глаз. И сказал он мне: «Олег киевский столь мудр и могуч, что даже мне не под силу снять его проклятье, наложенное именем Харлоги – бога Высокого Огня. Но у меня есть для тебя три дара. Первый дар – я сделаю так, что ты проживешь тройной срок человеческой жизни. Второй дар – один раз в год, в такую же ночь, как нынешняя, ты вновь сможешь стать молодым. И третий дар… если когда-нибудь ты падешь от меча Олегова потомка, то на третий день оживешь молодым и сильным».
Выходец из могилы начал свою речь по-славянски, но речи Одина передал уже на языке руси. Святослав и его приближенные отметили это краем мысли, но сами не поняли, что именно поэтому она прозвучала так убедительно.
– И речи Высокого сбылись, ведь он мудрее всех на свете и никогда не обшибается. Я, Амунд, сын Вальстена, иначе Етон, князь плеснецкий, жил три срока человеческой жизни. Один раз в год, осенней ночью, вновь я становился молодым – и бояре мои, жена моя видели это. И вот третий дар Одина: в прежнем старом теле моем пал я от твоего меча, Святославе, и на третий день Один вернул мне молодое мое тело.
Он закончил свою речь, и возле ямы стало тихо. Вблизи нее люди в изумлении таращили глаза, пытаясь осознать услышанное. Стоявшие дальше гудели, толпа волновалась. Чадь плеснецкая видела – что-то происходит, что-то важное, раз уж сам князь киевский сошел с коня и побежал к яме. Но что именно – за спинами не было видно. Задние напирали с боязливым любопытством, передние мялись, не желая ни на шаг подходить ближе.
«Я, Амунд, сын Вальстена, иначе Етон, князь плеснецкий…» Святослав знал, что услышал именно эти слова, – и не доверяй он собственному слуху, их подтверждали изумление и растерянность на лицах дружины. Он вглядывался в стоявшего перед ним, пытаясь найти прежнего Етона. Но вспоминались ему глубокие морщины, седые волосы, кривой, почти расплющенный нос, запавший рот, тусклые глаза под дряблыми веками… А сейчас на него смотрел парень на несколько лет моложе его самого – как Етон был моложе Олега Вещего в тот давний день достопамятной свадьбы. Высокий рост, длинные конечности… И густые черные брови – пожалуй, единственное, что сближало эти два лица.
Но мало кого можно узнать через пятьдесят с лишним лет, если не видел его в промежутке. Особенно если эти пятьдесят лет шли не обычным порядком – от юности к старости, – а наоборот…
– И впрямь есть видоки? – первым подал голос Олег Предславич.
Христос оживлял мертвых. Сам Спаситель на третий день воскрес. Иные святые возвращали покойников к жизни – даже многих сразу. И хотя Один, бес, почитаемый язычниками за бога, может творить свои чудеса не божьей силой, а вражеской, в этом нет ничего невозможного.
Новоявленный Етон обернулся на его голос.
