Пославшие Будая ждали где-то поблизости и появились довольно скоро. Из прогалины на тропу впереди, шагах в ста от луга, показались с десяток всадников и десятков пять пеших ратников. Вигер тронулся им навстречу, сказал что-то, показывая рукой с зажатой секирой. Пешие ратники остались на опушке, всадники двинулись к лугу. Вглядываясь из-под своего покрывала, Величана скоро различила немало знакомых лиц. Гребина, Храрь, Ладорад Чудиславич – ее купальский «Ярила», Безрад – брат Семирада… И здесь, и на опушке были гриди Етона – кто-то уже собрал их под стяг нового господина.
Вот только самого стяга Етонова не было – такие вещи победители забирают и прячут, а то и уничтожают. Если бы Святослав отдал плеснецким боярам старый Етонов стяг, это значило бы, что он возвращает им обратно все их права и волю. Но едва ли он принял такое решение, и никакого стяга при бужанах не было. Поэтому Величана не сразу нашла в толпе Етона – того, молодого. И подумала мельком: кто бы ни был этот, того старого она никогда больше не увидит. Прежнее тело мертво и гниет, как положено мертвому телу. От одного из них она избавлена надежно. Остался еще один…
Этим жарким летним днем, когда знойный воздух был полон теплым сладковатым духом сохнущей скошенной травы, та далекая зимняя ночь казалась страшным сном. И все же от мысли, что сейчас молодой Етон взглянет на нее своими волчьими глазами, у Величаны холодело в груди и в животе возникало неприятное ощущение сосущей пустоты. Хорошо, что лицо ее было защищено покрывалом: глядя из-под него, она видела Етона, но он не мог поймать ее взгляд.
– Здоров будь! – Етон первым поклонился с седла Олегу Предславичу. – В Плеснеске не пожелал ты видеться со мной, так хоть здесь повидались. Пока не ушли вы, киевские, с моей земли.
– Я и моя дружина – Деревской земли, – поправил его Олег. – А здесь, когда мы покидали Плеснеск, была земля Святослава. С тех пор там что-то изменилось?
– Я знаю, зачем он приехал, – подал голос Лют и заставил коня сделать пару шагов вперед. – Вот, – он сбросил наземь волчью шкуру, которую держал перед седлом. – Кожурину заехал подобрать. Твое ведь?
Таким же голосом, выражавшим насмешливый вызов, той зимней ночью Лют спросил: «Свое ли несем? Или чужое?».
Видно, Етон вспомнил, когда и где слышал этот голос; он сердито воззрился на Люта, но сразу не нашел, что ответить. На шкуру возле копыт коня он взглянул лишь мельком, но по лицу его было видно: она ему знакома.
– Что же ты не скажешь мне, как я помолодел? – продолжал Лют.
Теперь ничто уже не обязывало его к вежливости с человеком, которого он охотно удавил бы своими руками.
– Ты? – выразительно удивился Етон. – Ты помолодел?
– Все наши былые встречи ты начинал с этого! У людей память портится от молодости к старости, а у тебя наоборот вышло?
Молодой Етон ответил ему непонимающим взглядом. Видно, память о прежней встрече с Мистиной и шутки над сходством его с младшим братом остались на дне могильной ямы.
– С чем же ты приехал? – обратился к нему Олег Предславич. – Вы со Святославом… сговорились о чем-то?
А ведь Святослав мог передумать! И если у Етона есть позволение забрать Величану… Но Лют не успел даже испугаться этой мысли, как сообразил: будь у Етона согласие Святослава, с ним был бы и кто-то из киевской дружины, и эту новость ему передал бы Болва или Сфенкел. А никого из своих Лют возле Етона не видел.
– Пока еще боги не послали нам согласия, – неохотно ответил Етон. – Святослав молод и упрям. Хочу верить, что ты, муж зрелый, глубокого ума и наученный опытом, скорее оценишь, как важно нам поладить. Ведь когда-то давно… двадцать лет назад… – он всмотрелся в лицо Олега затуманенным взором, будто припоминал давно минувшее, – когда ты был в раздоре с Ингорем… я принял тебя как друг.
– И все эти годы я хранил благодарную память о той нашей встрече. – Олег подавил вздох. Он-то на самом деле об этом помнил и сейчас мельком оценил переменчивость судьбы, что подчинила его сыну давнего врага. – Чего ты от меня хочешь?
– Я обращаюсь к тебе от своего имени, от имени моего тестя, Унемысла луческого, – Етон глянул на Будая, и тот кивнул в подтверждение, – от имени передней чади плеснецкой, – он показал на окружавших его бояр, и те тоже закивали. – Один человек из ваших верно заметил: раз уж я жив, то обладание моей женой не дает Святославу прав на мой стол. Худое дело – силой увозить жену от мужа. Княгиня должна вернуться в Плеснеск и не лишать род наш благословения богов.
– Все это справедливо, но ты должен говорить об этом со Святославом, – спокойно ответил Олег. – Это он одолел тебя на поединке. Ему по праву принадлежит все, чем ты владел до того дня. И я не вправе распоряжаться чужой добычей.
– Послушай-ка, Олег, ты же человек умный! – заговорил Храрь. – Мы все ведаем: Святославова княгиня в Киеве – твоя дочь. Зачем же ты сам ему другую молодку повезешь? Или тебе твою дочь не жаль? Хочешь, чтобы ее с чадом пеленошным муж ради другой покинул?
– Ради моей дочери я пошел бы хоть на смерть. Но если я нарушу волю Святослава, моей дочери это пользы не принесет. Вы его не знаете! – вырвалось у Олега.
Даже нынешний худой мир со Святославом слишком дорого обошелся ему и Горяне, и было это слишком недавно, чтобы память побледнела, а горечь притупилась. И теперь ставить свое хрупкое благополучие под удар ради Етона?
– Кияне! – начал Безрад. Суровый вид его показывал, что блины медовые кончились и дальше в дело пойдет дубина. – У вас две сотни отроков. У нас здесь меньше, но вам еще через Горину переправляться. А на ближнем берегу – наше войско. Зачем понапрасну кровь проливать? Отдайте молодуху и поезжайте себе.
– И какая на вас вина, если силой отняли? – насмешливо добавил Етон.
– Только сунься! – Лют выразительно двинул рукой к рукояти меча. – Я тебя еще раз упокою – уж не встанешь.
Лубки с его правого плеча уже были сняты, и по виду никак нельзя было угадать, что под одеждой прячется едва закрывшаяся рана и огромное желтое пятно ушиба. Серебро и медь в навершии меча так сверкали возле пояса, что кололо глаз. Ради жары кафтан лежал на седле, Лют был одет лишь в тонкую сорочку, облегавшую широкую грудь и сильные плечи, закатанные до локтя рукава обнажали мышцы предплечья, и весь он был как отлитой – собранный, но готовый по первому знаку выплеснуть свою мощь. Лют сейчас находился в самой поре расцвета – в нем уже полностью созрела сила мужа, но еще сохранялась юношеская быстрота, что делало его, при его выучке и решительности, очень опасным противником.
– Ты свое уже получил, – хмыкнул Безрад, видевший сражение на переправе.
– Поделюсь, – коротко заверил Лют.
На ярком свете его глубоко посаженные глаза были зеленовато-серыми, и пристальный взгляд их выражал нерассуждающую готовность как принести смерть, так и принять. Рысь совсем не имел опыта боя в строю, но Безрад сразу узнал этот взгляд – обычно такие сосредоточенные глаза смотрят на противника из щели между краем шлема и бармицей, поверх кромки щита.
