– Но что же она… не в «печали»? – с недоумением, стараясь, чтобы это не прозвучало как упрек, ответил Асмунд.
– Да Старый Йотун помирать передумал. Похоронили его, как доброго человека, а он на третий день взял да и вылез.
– Шутки шутишь?
– Да, жма, чтоб это были шутки…
Прямо сейчас все рассказывать было некогда: сперва требовалось устроить две пришедшие дружины на отдых. Отроки Асмунда показали свободное место, поднялась привычная суета: одни ставили шатры, другие рубили ветки для шалашей, третьи шли за дровами. Конюшенные вели поить лошадей, повара рылись в припасах, готовясь варить кашу. Младшие волокли от реки большие черные котлы с водой. Для Величаны тоже поставили шатер. Покончившие с первыми делами отроки тянулись к реке купаться.
Величана увидела Люта – наконец-то он был почти ничем не занят, а просто стоял перед своим шатром, оглядывая стан, – и подошла.
– Ты что-нибудь надумал?
– Что я должен был надумать? – Лют сделал вид, будто не понял ее.
Он просто не хочет об этом говорить. Но Величана слишком устала от тревог, не зная, чего ждать впереди.
– Ну, про меня и… про Етона. Ты скажешь кому-нибудь, что он… не Етон вовсе?
Лют подавил вздох и отвернулся. Он не хотел об этом думать, потому что понимал важность открытия. Если тот парень с шальными глазами – вовсе не Етон, то Святослав – единственный законный владыка земли Бужанской. Но это открытие погубит Величану. Поддельному Етону даже не придется ее срамить, как он грозился, – бояре и сами вспомнят, как провожали «прохожего молодца» в клеть, на ложе из ржаных снопов. Пусть и с согласия настоящего Етона. И пусть все будут понимать, что Величана не виновата и была одурачена, как и все эти достойные мужи, – от срама это не избавит.
– Все бы ничего, кабы он про невесту речи не завел…
– А про какую невесту он говорил? Откуда у Святослава ему невесты? У него есть сестры?
– Есть одна, да она мала еще… И не даст ему Святослав свою сестру, это пес высоковато метит. Зверь, жма, благородный!
– А кого может дать?
– У родни, может, поищет… У Острогляда есть еще в дому девки, а его жена покойная – Олегова сестра. У нас в роду есть невеста. – Лют хмыкнул, – Мистишина дочь, да ее в Плесков увезли.
– Вы отдадите девку этому… псу недорезанному?
– А клюй ему пернатый! Если этот пес вздумает за нашу Витянку свататься… я… все брату расскажу, – от этого решения Лют облегченно вздохнул. – Пусть он решает, что дальше. Но я не буду молчать, если за этого стервеца будут из родни кого отдавать.
– А если не будут?
– Не будут… – Лют сплюнул. – Пусть тогда Святослав сам решает, как с ним быть. А мне что – Етон он или пес криворылый. Мне с ним детей не нарекать.
– И с товарами тебе туда больше не ездить…
Лют еще раз сплюнул:
– Земель разных на свете много. У греков, у хазар… Мне хватит.
Величана вздохнула. Для него, мужчины, белый свет был огромен – от Гурганского моря до Варяжского. Он мог попасть туда, куда ей не залететь даже мыслью. Уже это ее путешествие из Плеснеска в Киев было почти чудом. Ведь ей полагался в жизни всего один переезд, из родительского дома в мужний, и тот уже остался позади.
– Боги, я ведь уже должна была быть мертвой! – прошептала она.
Эта мысль приходила к ней часто, но каждый раз поражала. Миновало немало дней после смерти и погребения Етона, и ее тело уже должно было разложиться на дне его могилы. Вот так же шелестели бы березы, а она бы не видела их. Плыли бы по небу облака, бросали легкую тень на траву с этими вот розовыми гвоздичками, но ее это не радовало бы – ее отделяли бы от этого светлого мира дощатая крышка и земляная насыпь. И с каждым днем эта насыпь росла бы и росла… На этом лугу сейчас ходили бы туда-сюда эти самые паробки, переговаривались, занимались своими делами, вели гнедых и вороных коней с водопоя, и никто не думал бы о ней. Она так хорошо помнила всю свою недолгую жизнь, будто та лежала у нее на ладони – и ей уже был бы положен предел.
– Теперь ты не умрешь! – Лют прикоснулся к ее плечу, не догадываясь, что именно этот ничтожный знак приязни подбодрил ее лучше любых слов. – Наша княгиня тебя не обидит. Она добрая женщина. Зимой еще жалела тебя.
– Это она добрая женщина? Я слыхала, к ней прежний деревский князь сватался, который до Олега, а она приехала будто бы страву по мужу творить, а как древляне упились, приказала паробкам перебить всех – пять тысяч человек!
– Да не было там пяти тысяч! Человек с полсотни.
– И князь деревский сам!
– Один из двоих, Маломир.
– Так все это правда?
– Правда. Мой брат при этом был.
Именно он и положил предел Маломировой жизни, подумал Лют, но вслух не сказал.
– Тогдашняя княгиня деревская, Предслава, Олегова дочь, тоже на той страве была, – негромко добавил он, глядя в сторону Олегова шатра, хотя на таком расстоянии их не могли оттуда услышать.
– И что?
– Эльга хотела ее с собой увезти, да она не поехала – у нее в Искоростене дети остались. Их потом забрали, когда Искоростень взяли. Предславу и детей. А Володислав погиб, никто его больше не видал с тех пор.
– А что с ней – с княгиней?
– На другую весну Эльга ее замуж отдала.
– За кого? – Величана подалась к нему.
– За Алдана. Кормильца племянников моих, Мистишиных сыновей.
Величана всмотрелась в его лицо с чуть нахмуренными бровями. Предслава Олеговна попала в Киев почти так же, как предстояло попасть ей самой: как пленница и вдова погибшего противника. Род ее мужа куда сильнее провинился перед Ингоревым родом, чем Етон, но зато сама Предслава была родственницей Ольги и Святослава. Ольга и Ингорь сами когда-то выдали ее замуж в Деревскую землю, она лишь исполнила волю старшей родни. Неудивительно, что Ольга, сама только что овдовевшая, была к ней милостива. Будет ли она так же милостива к Величане?
А какой милости она хочет? Чтобы не обижали и… тоже выдали замуж?
Сводный брат Мистины уж верно не хуже кормильца его сыновей…
Лют молча смотрел, как отроки разводят костер посреди поляны, словно забыл о ней. Величана вздохнула. Сердце ее жаждало расправить крылья и лететь – но небо над ним оказывалось каким-то уж очень низким и хмурым.
Отроки тянулись мимо них к реке, оставляя на траве сорочки и порты. Лют расстегнул пояс, осторожно стянул рубаху…
– О мать-земля! – Величана прижала руки к лицу.
– Что? – Лют обернулся.
Взгляд ее вытаращенных глаз упирался в его плечо, где в окружении пожелтевших пятен от ушиба багровел свежий, едва закрывшийся рубец…
* * *
