В большом стане на берегу Горины Олег Предславич остановился на сутки – давал отдых людям и ожидал, не нагонят ли их какие-нибудь вести. Величана, против того, не хотела никаких новостей и жаждала поскорее тронуться в дальнейший путь. Целый день Олег и его приближенные рассказывали Асмунду и дружине о событиях в Плеснеске. По лицам было видно, что верят им с трудом.
– Наплел бы мне другой кто, а не ты – не поверил бы я! – сказал Асмунд Олегу. – Чтобы древний старик из могилы молодым вышел – я даже сказок таких не слыхал!
Отроки привезли дичь, в ближнем городце купили пива, и вечером Асмунд устроил пир в честь Олега и этих знаменательных событий. Лют и Величана тоже были там – теперь уже никто не удивился, что вдова как бы умершего князя не носит печальную сряду. Никто не мог решить, считать ли Величану вдовой, раз муж ее погиб, но тем не менее жив. Всем было любопытно, что с ней дальше будет. Святослав отнял ее у Етона, желая унизить противника. При Эльге княгиня-пленница может быть только служанкой. Но и это вовсе не избавляло ее от возможности попасть в младшие Святославовы жены.
Когда начало темнеть, Величана решилась.
– Олег Предславич! И ты, воевода! – обратилась она к Асмунду. – Пока я еще близ земли моей родной, попрошу вас…
– Да? – Олег подумал, что она хочет послать весть родичам.
– Будьте послухами моими! Так уж судички пряжу мою запутали, что не распутать. Не то вдова я, не то жена, не то старый у меня муж, не то молодой, не то жив, не то мертв… будет с меня!
– Что ты задумала? – Олег удивленно улыбнулся.
– Ступайте за мной. – Величана оглянулась на Тишанку: та подошла от ее шатра, неся в руках что-то белое. – Как раз полночь настает.
На макушке лета темнело поздно, и было еще почти светло. Величана привела всех на берег Горины – на тот самый брод, где состоялось пока единственное сражение грозящей войны, где водные струи унесли часть Лютовой крови. Там она взяла из рук челядинки белый сверток и сошла к самой воде.
– Мать сыра земля! Мать-вода! Кланяюсь вам! – Величана поклонилась, разворачивая тканину.
Длинная белая полоса упала к ее ногам – это оказался рушник с вышитыми краями.
– Я, Величана, Унемыслова дочь, Собиславова внучка, Етонова жена, кланяюсь вам! Как два берега друг на друга смотрят, да вовек не сойдутся, так не сойтись больше мне и мужу моему, Етону, Вальстеневу сыну. Живой ли он, мертвый ли, молодой ли, старый ли – он мне не муж, я ему не жена. И как половинкам сего рушника вместе не бывать, так и нам с ним больше хлеба не есть, воды не пить, на постели не лежать!
С этими словами она взялась за середину рушника и с усилием рванула. Разорвать прочную тканину из нового льна не так уж легко. По обычаю, при разводном обряде свадебное полотенце муж и жена разрывают вдвоем, держа каждый за свой конец, и то им это стоит немалых усилий. Величана не справилась бы, не догадайся Тишанка заранее подрезать ткань – кромку и в нескольких местах посередине. Рушник уже держался на нескольких целых нитках; раздался легкий треск – и на глазах удивленных мужчин Величана подняла в руках две половинки разорванного полотна.
– Забери, мать-вода, горе мое злосчастье, дай счастье! Кланяюсь тебе!
Величана еще раз поклонилась и швырнула белые обрывки в воду, как могла дальше одну от другой.
И вот теперь ощутила, что избавилась от прошлого окончательно. Вода смывает все старое и открывает путь в новое бытие. Ею обмывают покойников и младенцев, моют невесту и рожаницу. Прослышав про чудное действо, половина войска уже толпилась на берегу по обеим сторонам от брода. Не думая, что на нее смотрят сотни мужчин, Величана прямо в платье и обуви зашла в воду сперва по колено, наклонилась, умыла лицо… шагнула дальше… ей было уже по пояс… выше пояса, а она все шла и шла, то и дело черпая воду горстями и омывая лицо, чтобы надежно смыть всю память о своих горестях и страхах. Вода поднялась уже до груди, ее шатало, но она не могла остановиться. Мокрый подол сковал ноги, течение толкало ее, но что-то тянуло вперед, будто там, в глубине прохладных струй, ее ждал истинный покой и приют.
– Потонет, – сказал Асмунд. – Рехнулась молодайка.
Лют огляделся, но никого более близкого к обезумевшей женщине тут не было, да и быть не могло. Тогда он мысленно махнул рукой и поспешно вошел в воду.
Величана уже едва стояла. Мокрая одежда отяжелела, сковала ноги, вода грозила опрокинуть. Она пошатнулась, и тут ее обхватили за плечи.
– Опять у тебя ума затмение! – сказал над ухом знакомый голос, но не сердитый, а снисходительный и почти ласковый. – А я опять тебя вытаскивай…
Величана уцепилась за Люта, не находя ни слов, ни сил на разговоры. Ее уже трясло от холода, зубы стучали. Без чужой помощи она могла бы вовсе не добраться до берега. Лют приобнял ее, поддерживая, и они побрели через брод назад.
Из сражения телохранители несли его, теперь вот он несет Величану. Пряла ему судьба на кривое веретено, однако главное сбылось: он вошел в эту воду ради Величаны, и вот Величану он теперь, три седмицы спустя, выносит с этого брода. На свой берег. Живую, невредимую… и от былого свободную.
* * *
До шатра Лют понес Величану на руках: на берегу она, в мокром платье, лишилась последних сил. Там Лют сдал ее взволнованным служанкам и ушел переодеваться сам. Потом вернулся и сел на траву. Спать не хотелось, но не хотелось и идти назад к кострам, где все сейчас будут таращиться на него, усмехаться и подшучивать. Хотя чего он такого сделал? Утонула бы пленница, Святослав их не похвалил бы за это…
Тьма сгустилась, но возле костров еще сидели люди, звучали голоса. Боярам и отрокам будет о чем поговорить.
«Увозил бы ты ее, что ли? – сказала тогда Эльга. – Все равно нехорошо!»
Она улыбалась, и Мистиша усмехался, будто ему нравится эта шутка. Лют и сейчас мысленно слышал их голоса, видел лица. Сумей он тогда, зимой, каким-то чудом увезти Величану из Плеснеска – был бы удалец, как из сказки. Мистина гордился бы им, и даже Святослав, пожалуй, был бы рад позору своего противника. А главное – тогда Величана была бы его, Люта, законной добычей. И сама она этого хочет. Может быть, еще с зимы. Лют не мог не видеть, как она тянется к нему, но усилием воли сдерживал ответные порывы.
Однако воля подвела его, когда уже он хотел перед шатром поставить ее на ноги: Величана крепче обхватила его обеими руками за шею и несколько раз торопливо и даже жадно поцеловала в губы. Она будто задыхалась: все превратности судьбы и вода порубежной реки выпили из нее последние силы, выстудили душу, и нужно было поскорее ее согреть. А что от соприкосновения их двоих, как при встрече кремня с кресалом, родятся жаркие искры, они уже знали. И Лют, еще наполовину держа ее на весу, не мог удержаться и не отвечать на спешные, но полные чувства поцелуи. Прикосновения ее прохладных, спешащих губ, свежей, мокрой от речной воды щеки и сейчас будоражили его. Тянуло обернуться и взглянуть на шатер. Мысли мчались туда и легко проникали за белый полог грубой шерсти: Лют невольно видел себя во тьме под кровлей шатра – с нею вдвоем. Может, она и того не прочь… Не зря же от мужа старого избавилась у всех на глазах…
