После сытного завтрака Лазарь Константинович повел гостя на второй этаж. В большой светлой комнате сидел и грыз миндаль мужчина кавказской наружности, седоволосый, с широкими плечами и тяжелыми кулачищами. Он посмотрел на вошедшего исподлобья. Словно в душу хотел залезть без мыла…
— Ну, говори, с чем явился.
— Здравствуйте, господин Ононашвили. Меня зовут Азвестопуло, я фартовый человек. Независимый. Попался тут неудачно в Одессе, пришлось бежать с этапа. Нуждаюсь в укрытии, о чем и прошу. Готов отработать.
— Независимый… Знаешь, я не люблю независимых. От них хлопоты потом случаются.
— Со мной не будет. Закон гостеприимства знаю, в колодец не плюю.
— Посмотрим. Чем занимался, что умеешь делать?
— Моя специальность в Одессе называется скок, а в Ростове — вентерюшник.
«Иван иваныч» с интересом воззрился на гостя:
— Специальность? Умничаешь?
— Так теперь в столицах говорят, — с достоинством ответил тот. — А я гимназию окончил… почти.
— Где хищничал?
— Не хищничал, а трудился в поте лица. Хорошо знаю Ростов, Одессу, Николаев, Мариуполь, немного Киев и Москву. Сам родом с Одессы, начинал, как и полагается порядочному греку, шмуглером.
— Кем-кем?
— Шмуглером, то есть контрабандистом, — пояснил Азвестопуло. — Могу что хочешь достать, связи при мне. Скажите, что вам надо, и через две недели будет здесь.
— У меня таких доставал целый карман без тебя, — отмахнулся Нико. — Еще что умеешь? Почему тебя прозвали Серега Сапер?
— Служил в Тринадцатом саперном батальоне, он в Ялте квартирует.
— И что с того?
— А то, что умею шкаф несгораемый открыть. Любой. Правда, бумажки в нем могут сгореть.
— А чего Исидор говорил про петарды?
— Есть такие хлопушки, удобная вещь при налете. Я уже два раза использовал — очень хорошо выходит.
Беглый рассказал подробно про петарды, где их достают и как применяют. Ононашвили слушал с нарастающим интересом. Когда Сергей закончил, он поковырял в носу и сказал Попандопулосу:
— Исидор прав, он может быть полезным. Наши костоломы могут только крушить. Поляки шкаф подломят и половину себе заберут. А этот… С петардами хорошая мысль. Достань несколько штук и испытай. Помещение выбери похожее по размеру.
— Слушаюсь.
— Теперь ты, — «иван иваныч» опять повернулся к гостю. — Просишь убежища и готов платить. Только платить тебе нечем, а? Ты опять просишь, но уже шпалер. Выйдешь с ним на улицу и попробуешь кого-нибудь раздеть. А по твоему следу сыщики явятся. Зачем мне это?
Азвестопуло хотел возразить, но атаман властно пресек его попытку и продолжил:
— Можно заработать на золотых приисках. Некоторые жильцы заимки так и делают. Но уже август, скоро зима, ты не успеешь. Предлагаю тебе другое. Пойдешь с нами на крупное дело, потом скажу, какое именно. Однако тебе привычное, если ты вентерюшник. Пока что мы тебя проверим в дельце помельче. Есть один человек, который много болтает. Он рассказал полиции про моих парней, что везли оружие. Люди попали в тюрьму, винтовки забрали. А главное, в душу он мне плюнул! Надо его наказать. Махарадзе — смелый человек, но ему нужен помощник.
— Мокрое дело предлагаете?
— А что, дрейфишь? — поддел грека грузин.
— Тут другие соображения.
Серега Сапер неуловимо изменился: стал не лихой, а умный и проницательный.
— Николай Соломонович, что бы вы подумали о человеке, который в чужом городе по первому слову готов кровь лить?
— Да ничего бы не подумал.
— Врете. Вы решили бы, что он дурак. Откуда я знаю, кого вы мне велите пришить? И кто потом мстить за него придет? Вдруг вы меня как агнца на заклание готовите?
— В каком смысле? — возмутился Ононашвили.
— В том, что сдадите меня сыщикам. Когда я дело сделаю. А что? Чужие-пришлые очень для этого годятся. В Иркутске до сих пор военное положение, за убийства вешают. Нет. О мокрухе не может быть и речи.
— Ишь ты, условия ставишь…
— Давайте так, господа, — вздохнул беглый. — Надоело мне воду толочь. Не дадите шпалер? А и черт с ним. Голыми руками заработаю. Документ не выправите? Обойдусь. На вас свет клином не сошелся, на Барахольном базаре все можно купить. Спасибо, Лазарь Константинович, за хлеб, соль и метаксу. Сколько я тебе должен?
Он вынул из кармана пачку купюр:
— Червонец в день, я был два дня. На, держи.
Попандопулос деньги не принял, а молча смотрел на атамана. Тот опять ковырнул в носу, посмотрел в потолок, потом в пол. И наконец вынес вердикт:
— Ладно. Не люблю, когда поперек говорят, но твою осторожность можно понять. Живи у Махарадзе.
— Но меня же ищут!
— Сходишь с ним на знакомое дело. Обычный гранд, я велю, чтобы без крови. Не будем сыщиков злить раньше времени. Из Петербурга приехал полковник по мою душу. Возьмете магазин, заработаешь, будет на что прятаться в заимке. Зимой уедешь. По рукам?
— Спасибо, Николай Соломонович. Я добро помню, отработаю.
Один грек вышел, а второй остался.
— Что сказал доктор? — спросил у него «иван иваныч».
— Мозоли от кандалов такие, будто их нарочно натирали.
— Вон оно что… А сам как думаешь?
Попандопулос тоже стал глядеть в потолок:
— Так бывает, если человек неопытный… Подкандальники съехали, а он не умеет исправить. Не знаю. Бумаги на него в полицию пришли, побег был. И Фанариоти, одесский контрабандист, по телеграфу подтвердил личность. Вроде настоящий фартовый.
— Пусть за ним внимательно смотрят. Так-то парень мне понравился: не кланяется зазря и подрывному делу обучен. Но — глаз да глаз!
Глава 16
Налет
Лыков не был в сыскном отделении три дня. Когда он наконец переступил его порог, то удивился веселому виду Аулина.
— Что случилось, Бернард Яковлевич? Вы будто золотой империал на улице нашли.
— Да смешная история опять в Глазовском. Ночью караульный Деринович увидел трех подозрительных кавказцев, ехавших в телеге. И крикнул им: стой! А те с перепугу разбежались, трое-то от одного. Телегу бросили посреди Первой Глазковской улицы. А там — три винтовки Бердана, четыреста штук патронов, кинжалы и офицерские погоны. А? Каково?
— Интересно… Молодец караульный. Опять арсенал Нико?
— Похоже. И опять мы его пощипали. Сначала трехлинейки в поезде конфисковали, теперь берданки. Огнеприпасы и там, и там. Ононашвили, должно быть, в ярости.
— Не иначе. Но вот вопрос: зачем его людям понадобились офицерские погоны?
