И вот однажды, когда я на рассвете возвращалась после проведенной на холмах ночи по узкой долине между Скалистым Утесом и Охраняющей Дом Горой, внезапно кусты раздвинулись, из них вылез мужчина и заступил мне дорогу. «Не бойся меня, — сказал он. — Вслушивайся!» Он был раздет по пояс и его плечи и грудь говорили об огромной силе; а еще от него разило потом. Я так и застыла на месте: он ведь сказал «Вслушивайся!„, как Тетушки. И я стала слушать. «С твоим братом и его другом все хорошо. Но твоей матери не нужно приходить на место встречи. Несколько мальчишек собрались в шайку, чтобы поймать ее там и изнасиловать. Я и другие мужчины сейчас охотимся на их заводил. И скоро мы убьем их. Твой брат не с ними. С ним все в порядке. Повтори, что я сказал.“
Я повторила его сообщение слово в слово — сказалась многолетняя практика вслушиваться.
«Хорошо. Правильно», — сказал он и оттолкнувшись от земли своими сильными короткими ногами, легко, одним прыжком, заскочил на каменный карниз над моей головой. И я осталась одна.
Мама как раз собирала вещи, чтобы отправиться на Территорию, но я передала сообщение Тетушке Нойит и она тут же направилась к нам во двор, чтобы поговорить с моей Матерью. Я присутствовала при этом разговоре и не просто слушала, а вслушивалась в ее слова, потому что она говорила о вещах, о которых я знала очень мало, а мама — та вообще понятия не имела. Нойит была скромной невысокой женщиной, очень любившей своего сына Эднеде; а еще она очень любила петь и учить и потому в ее доме всегда было полно ребятишек. Она видела, что Мать уже собралась в дорогу и сказала ей: «Мужчина из Дома у Горизонта сказал, что с мальчиками все в порядке.» Но заметив, что мама ее не слушает, заговорила чуть громче, притворяясь, что обращается ко мне: «Он сказал, что несколько мужчин сейчас разгоняют шайку. Они всегда так делают, когда юноши собираются чтобы устроить какое-нибудь непотребство. А иногда к таким шайкам еще присоединяются и взрослые маги, и старшие юноши, и просто любители побезобразничать. Оседлые мужчины убьют всех магов и проследят за тем, чтобы никто из юношей при этом не пострадал. Но если шайка вырывается с Территории, то тогда уже никто не может быть спокоен за свою безопасность. Оседлые мужчины этого не любят и всегда защищают Круги Тетушек. Так что с твоим братом ничего не случится.»
А мама тем временем продолжала укладывать в свою корзинку корни пиджи.
«Оседлые мужчины считают изнасилование очень, очень плохим делом, — продолжала Нойит, по-прежнему якобы обращаясь ко мне. — Они считают, что на это способен лишь тот, к кому женщина никогда не придет сама. А если несколько юношей все же возьмут силой какую-нибудь женщину, то им придется убить всех юношей из их Дома. Всех.»
Только тут мама наконец-то услышала ее.
И она не пошла на встречу с Родни. Но весь сезон дождей она ходила грустной и подавленной. А потом она заболела и старая Днеми приставила к ней Дидсу, чтобы та поила ее сиропом из ягод гаги. Мама продолжала работать и лежа. Она писала статью о местных болезнях и местной медицине и о том, что больных здесь выхаживают девушки, потому что взрослым женщинам не позволяется переступать порог чужого дома. Вот так она и болела: беспрестанно писала и переживала за Родни.
Однажды, когда сезон дождей уже подходил к концу и с гор повеяло теплым ветром, а на холмах повсюду распустились желтые медовки первые вестницы Золотой Поры, мама работала в саду и вдруг заглянула Нойит. «Мужчина из Дома у Горизонта сообщает, что с мальчиками все хорошо», — сказала она и ушла.
Только тогда мама начала понимать, что несмотря на то, что взрослые никогда не заходят друг к другу в дома и редко говорят друг с другом, а романы между мужчинами и женщинами носят кратковременный и часто случайный характер, и даже несмотря на то, что мужчины живут в основном полными отшельниками, все же здесь существовал определенный тип социальных отношений: обширный и искусный свод правил поведения и запретов. Теперь в своих отчетах кораблю она всячески подчеркивала это открытие и с головой углубилась в его исследование. И все же она продолжала считать, что жизнь сороянцев крайне примитивна; она не видела личностей, перед ней были лишь убогие потомки великих предков, растратившие в течение веков все богатство породившей их культуры.
«Милая ты моя», — как-то сказала она мне по-хайнски (поскольку на моем языке сказать «милая моя» просто невозможно), а еще и для того чтобы я не забывала этот язык. — «Милая ты моя, объявление неосвоенных технологий магией весьма типично для примитивных народов. Нет-нет, я не критикую их. Расценивай мои слова, как научный вывод.»
«Технологии — это не магия», — возразила я.
«Но они же именно так считают. Ты же сама мне как-то рассказывала для записи историю о колдунах Эпохи до Начала Времен, которые могли летать по воздуху и плавать под водой, а также передвигаться под землей в магических ящиках!»
«В металлических ящиках», — поправила ее я.
«Другими словами: в самолетах, субмаринах и метро; и вот результат — некогда утраченные технологии они объявляют волшебством.»
«Дело не в коробках. Не в них магия, — терпеливо разъяснила я. — Магия была в самих людях. Они использовали свою силу на то, чтобы обрести власть над другими личностями. И единственный путь сохранить свою личность — это избегать любой магии.»
«Это императив их культуры: несколько тысяч лет тому назад на этой планете бесконтрольное развитие технологий высшего уровня привело к социальной катастрофе. Именно так. И самым рациональным выходом из данной ситуации было наложить на все иррациональное табу.»
Я не очень понимала все эти ее «рациональное-иррациональное» — в моем языке просто нет таких слов. Вот «табу„, да, это было понятно: это что-то вроде «ядовитый“. Но я вслушивалась. Потому что дочь должна вслушиваться, когда говорит Мать, а моя Мать знала много такого, чего не знала ни одна личность на планете. И все же временами мне было очень трудно учиться у нее. Если бы она побольше пела и рассказывала истории! Но она просто говорила очень много разных слов. А слова — они что? Так, пустое. Они как вода — попробуй, удержи ее в сите себя!
Золотая Пора прошла, за ней пролетело еще одно чудесное лето и наступила Серебряная Пора, когда долины укутываются густыми туманами. А затем наступил Сезон Дождей с его бесконечным теплым ливнем и день и ночь шуршащим по крыше. Вот уже почти целый год прошел с тех пор, как мы получили последние вести о Родни и Эндене. Но однажды ночью в сонный шорох струй влился новый звук: какое-то царапание у дверей и тихий шепот: «Т-с-с! Не бойтесь, это я…»
Мы тут же разожгли огонь. Родни стал выше, но страшно исхудал, он был похож на обтянутый кожей скелет. А верхняя губа у него была рассечена пополам так глубоко, что было видно зубы и он не мог произносить звуки «п„, „б“ и „м“. Но зато голос у него погрубел и был уже голосом взрослого мужчины. Он придвинулся к самому огню, словно пытаясь хоть немного согреть свои еле прикрытые лохмотьями кости. Зато на шее на шнурке у него висел его нож. «Там все было нормально. Правильно, — наконец сказал он. — Но я, пожалуй, больше не стану продолжать этот эксперимент.“
