— Господи! Ты же настоящая охотница за женихами! И сколько еще раз несчастный Сандре должен просить твоей руки?
Александр Сорентай, увлекшийся и бессовестно обманутый дочерью адвоката Марией Ксеней, сбежавшей за две недели до свадьбы с каким-то коробейником из Вермаре и с тех пор ни разу не появившейся в Партачейке, некоторое время глубоко страдал. Этот жестокий обман затмил даже вялотекущие сплетни о разорванной помолвке Пьеры. Впрочем, страдал Александр недолго и вскоре возобновил осаду другой крепости, Пьеры, которая была его первой любовью и с которой он даже был когда-то тайно помолвлен. На сей раз он решил посватался к ней в открытую и сделал это весьма импозантно; он более не стыдился своих чувств и не боялся, что как-либо повредит ее репутации, тем более что все кругом знали о его первой неудачной попытке стать ее женихом. «Все ухаживает и ухаживает за ней, а она-то все его с толку сбивает и сбивает», — твердила на каждом перекрестке говорливая Марта Астолфейя, и все сразу это подхватили. «Ну что, все ухаживает?» — непременно спрашивал Эмануэль, когда Пьера с отцом заходили к Сорде в гости и после ужина все усаживались на знаменитой террасе над озером, и Пьера, разумеется, отвечала: «Ну да! А я все его с толку сбиваю и сбиваю!» Сперва ее даже огорчали эти ухаживания, поскольку она так и не смогла избавиться от чувства вины перед Александром после того письма, посланного ею из Айзнара. Однако его смиренное упорство сперва истощило в ней способность ему сочувствовать, а затем — и терпение. Впрочем, Пьера была достаточно умна и хорошо воспитана, чтобы умело избегать ситуаций, которые могли бы показаться обидными родителям Александра, которым подобный союз представлялся в высшей степени удачным. Но «подбирать объедки после дочери адвоката» Пьера, по ее собственным словам, ни в коем случае не собиралась.
— Ох уж этот Александр! — сказала она. — Нет, Лаура, это совсем не он! И так неожиданно… Просто как снег на голову! Но ты ни за что не догадаешься, кто это!
— Действительно… — Лаура мысленно перебирала возможных кандидатов. — У нас тут никого больше подходящего нет, особенно на роль твоего жениха.
— А как тебе наш управляющий?
— А что? Управляющий как управляющий…
— Это он!
— Гаври? — Лаура была потрясена.
— Да. Просто гром среди ясного неба. И ведь раньше ни словечком не обмолвился. Хоть бы как-то меня подготовил, что ли! Даже не намекнул ни разу. Да он вообще обычно со мной не разговаривает, разве что по делу. И, что касается работы, мы с ним отлично ладим, это правда. И вдруг, представляешь, он с трудом отрывается от документов об уплате ренты и прямо так сразу делает мне предложение! Так и сказал: «Графиня, не хотите ли вы стать…» Нет, я просто не сумею это изобразить! Но, честное слово, у меня нет ни малейшего желания над ним смеяться! По правде говоря, мне даже чуточку грустно.
— Но ты же сказала «нет»?
— Конечно.
Лаура, помолчав, снова спросила:
— Это из-за… разницы в вашем положении?
— Что ты хочешь этим сказать? Что он сын фермера, да еще и незаконный, а я графиня? Неужели ты действительно так плохо обо мне думаешь? Я-то боялась, что это ему в голову придет, но чтобы тебе… Ну ладно. Хотя кое-кто действительно именно это учел бы в первую очередь. Но клянусь: если бы я хотела выйти замуж за Берке Гаври, я бы вышла! Мало того, в известной степени мне даже жаль, что я за него не выйду. Я же сказала: мы с ним отлично сработались, и я уверена, что вместе мы могли бы превратить папино поместье в нечто совершенно выдающееся. И он это, по-моему, отлично понимает. Возможно, именно потому ему пришла в голову мысль жениться на мне. Он человек очень практичный и очень честолюбивый. Но, увы, отнюдь не герой моего романа.
В голосе Пьеры не было ни растерянности, ни насмешки. Лауре еще не приходилось слышать, чтобы она говорила так резко и так разумно. Собственно, ей нечего было возразить Пьере. И вскоре подруги выбрались из своего убежища за лодочным сараем. Пьера спешила: ее ждал отец; граф уже больше месяца был болен. Лаура поднялась к себе и наконец дала волю собственным чувствам. «Трус! — шептала она в гневе, не находя более никаких слов, чтобы выразить все то, что так долго терзало ее душу и теперь превратилось в жалкие руины. — Ах, какой трус!»
Два года назад, весною, когда Пьера еще была в Айзнаре, Лаура получила письмо от Итале, в котором он описывал свою встречу с Пьерой в монастырской школе. В эти дни как раз стояла чудесная погода, какая бывает порой в апреле, и Лаура, долгое время просидевшая дома из-за изнуряющего бронхита, наконец вырвалась на свободу и поднялась по залитому солнцем склону холма в персиковый сад, начинавший цвести. Утреннее солнце сияло на ветвях деревьев и на невысокой зеленой травке, что росла между стволами. Лаура не стала забираться особенно далеко и устроилась на принесенном с собой коврике в первом же понравившемся ей местечке. Дул теплый ветерок. В темных стволах и ветвях деревьев чувствовалось кипение жизненных соков; набухшие и полурасцветшие бутоны источали тончайший аромат. Со стороны амбаров и хозяйственных построек доносился звон металла, шипение раскаленного железа в воде, стон старинных мехов. Должно быть, это правнук старого Брона, Зеске, подковывал в своей кузне лошадей: оттуда доносились конский топот и нервное ржание. Впрочем, здесь, на холме, все звуки были слышны особенно отчетливо, даже приглушенные расстоянием и мощным течением теплого воздуха. И тут появился Гаври. Он быстро шел среди деревьев, но, завидев Лауру, остановился как вкопанный. На плече у него висело ружье; охотничья собака по кличке Роше выглядела усталой: они явно охотились в лесу, высоко в горах, и отчужденность этих далеких лесов все еще чувствовалась и в охотнике. Гаври остановился метрах в трех от Лауры. Оба молчали. Взгляд его, сперва удивленный, стал внимательным и сосредоточенным, как всегда. Однако он стоял совершенно неподвижно, точно вдруг окаменев. Стоял и неотрывно глядел на нее.
— Разве мы не знакомы, господин Гаври? — спросила она насмешливо; ей было страшно.
Тогда он наконец шевельнулся, снял шапку и провел рукой по чуть влажным рыжевато-каштановым волосам.
— Да нет, знакомы, госпожа Лаура, — сказал он чуть хрипловато. — Просто я никак не ожидал, что вы будете тут сидеть.
Лаура погладила собаку, которая плюхнулась с нею рядом, устало уронив голову на лапы.
— Да как ты смеешь, Роше! А ну-ка, пошел прочь! — возмутился Гаври. Он и сам устал не меньше своего пса.
— Да пусть. Мы с ним давно знакомы. Ну что, удалось вам что-нибудь подстрелить на Сан-Дживане?
Он покачал головой и сел на траву на некотором расстоянии от нее.
— Раз уж остановился, так сяду: ноги больше не держат. Я ведь еще до рассвета ушел. Хотелось повыше забраться. Туда, где, по слухам, та волчица живет.
— Нашли вы ее?
— Ни одного следочка!
— Ее уже пять лет никто выследить не может. Интересно, это действительно какая-то особенная волчица или просто охотничьи байки?
