– В машине есть еще сумки?
– Нет, это все.
Она со вздохом поставила свою сумку и покупки на стол.
– Мне кажется, сегодня можно заказать что‐нибудь из китайского ресторана.
Зеб оживился:
– Ты серьезно?
– Пожалуй, да.
На ее лице появилась легкая усталая улыбка. Родители редко заказывают еду домой. Мама работает пекарем в крошечном магазинчике, дела у которого в последнее время идут неважно: люди предпочитают покупать выпечку в супермаркете, потому что там дешевле, хотя в маминой пекарне она гораздо вкуснее. Честно говоря, для нас уже давно не секрет, что денег родителей едва хватает на оплату счетов. Но если мама решила устроить небольшой праздник, я не против.
Я помогла ей накрыть на стол, попутно заметив, что мешки у нее под глазами больше обычного. Кроме того, она давно не красила волосы, что обычно делает каждый месяц, и у корней уже была видна легкая седина. Я промолчала, но мне стало невыносимо грустно от всего этого.
Папа пришел вскоре после того, как нам привезли наш заказ. На секунду мне показалось, что он сорвется на маму за то, что она потратилась на китайскую еду, но он совсем не удивился, что наводило на мысль о том, что они заранее об этом договорились. Прежде чем сесть, он поцеловал меня в лоб и потрепал Зеба по плечу.
– Зандерия, Зебедайя, как дела в школе?
Я слегка поежилась при звуке своего полного имени. Кроме отца, никто не зовет меня так. Возможно, он делает это потому, что его самого зовут Зандер. Да-да, меня назвали в честь него. Когда Зебу было года три, он называл меня Зэй, потому что не мог выговорить «Зандерия», и, к счастью, это прозвище прижилось.
– Все хорошо, – ответили мы хором.
Зеб тревожно посмотрел на меня, когда все мы сели за стол. Мама и папа даже не поздоровались друг с другом. Я покачала головой, знаком попросив его не беспокоиться, хотя сама места себе не находила. Мы приступили к еде в полной тишине, но это была не умиротворяющая тишина в доме благополучной семьи. Казалось, чувство неловкости буквально заполонило все пространство вокруг нас, мешая мне наслаждаться роллами и цыпленком в кунжуте.
– Итак… – Я первой решила нарушить тревожное молчание. – Думаю, этим летом мне надо подыскать себе работу. Что посоветуете?
– Ох, Зэй! – Мама ласково улыбнулась мне. – Это очень мило с твоей стороны, но разве ты не будешь занята своими чирлидерскими тренировками?
– Да, конечно, но я постараюсь найти вакансию с гибким графиком. В таком случае я сама смогу оплатить поездку в летний лагерь в этом году.
Одна мысль о том, что я могу снять этот груз с плеч родителей, наполняла меня гордостью. Переглянувшись с папой, мама потянулась за салфеткой, чтобы вытереть глаза.
– Эта аллергия когда‐нибудь доконает меня, – выдавила она сквозь слезы. – Снова эти вишни начали цвести.
Папа бесцельно ковырялся вилкой в брокколи. Брату, должно быть, было невыносимо от нараставшей неловкости, поэтому он с невероятной скоростью съел свою порцию и выпрыгнул из‐за стола.
– Прошу прощения, – промычал он с набитым ртом.
– Вообще‐то мы с папой хотели с вами поговорить, – сказала мама.
Поговорить с нами?! Дрожащей рукой я кладу вилку, чувствуя, что аппетит мгновенно пропал, а все, что уже было съедено, начало тревожно бродить в недрах желудка.
– Доедай, милая, – прошептала мама.
– Я наелась, – также шепотом ответила я.
Не люблю серьезные разговоры в кругу семьи. Они бывают, лишь когда случается что‐то плохое. В прошлом году, например, когда папа потерял работу. Тишина стояла настолько мертвая, что ход секундной стрелки часов эхом раздавался по всему дому. Родители отодвинули тарелки и переглянулись. Папа кивнул, и в этот момент мне хотелось закричать: «Нет! Не говорите этого! Не важно, что вы хотите сказать, я не хочу этого слышать!» Однако я молча сжалась на краешке стула и затаила дыхание.
– Мы с папой вас очень любим. – Мама поочередно посмотрела на меня и на Зебби. – И в том, что случилось, вы совершенно не виноваты…
– Верно, – вмешался папа. – Все дело в нас с мамой.
Нет-нет-нет. Мне становится все хуже и хуже.
Мама выдержала паузу, и то, что она сказала дальше, прозвучало как фрагмент замедленной съемки.
– Мы решили разойтись.
Мой мир рушится, я смотрю на еду, которая теперь кажется омерзительной.
– Когда папа переедет, отдельный дом будет нам не по карману, так что мы втроем переберемся в квартиру в многоэтажке.
Голова шла кругом, сердце бешено стучало.
– Что? – Зеб был в полном недоумении. – Мы переезжаем?!
Его можно было понять, ведь мы с ним жили в этом доме всю жизнь! Ответом Зебу послужил лишь мамин кивок.
– Я нашла нам двухкомнатную квартиру в Саутерн-Ридж, а папа будет снимать квартиру за городом пополам с другим квартирантом. Вам, дети, придется жить вдвоем в одной комнате, но это временно, пока не…
О господи! Она совершенно серьезно! Я вскочила со стула настолько резко, что ножки заскрежетали по линолеуму.
– Почему?!
Мама опустила голову, но ее плечи остались напряженными.
– Мы все равно сможем видеться друг с другом, – пришел на помощь папа. Он хотел было взять меня за руку, но я вырвалась, отчего он нахмурился.
– Все меняется, милая. – Мама произнесла это дрожащим голосом, в ее тоне чувствовалась лишь скорбь.
– Все меняется?! Вот так новость! Это просто жизнь, а человек может приспособиться к любым переменам!
– Все не так просто, – папа заговорил нравоучительным тоном, что разозлило меня еще больше.
– Поверить не могу, что вы так запросто сдались! – Я сорвалась на крик. – После девятнадцати лет совместной жизни! И все из‐за того, что у нас попросту трудный период в жизни?
Мама закрыла лицо ладонями. Папа отвел взгляд, на его лице отпечаталось выражение то ли сожаления, то ли вины. Взглянув на Зебби, я увидела, что он плачет. Сама я едва сдерживаю собственные всхлипывания. Наша семья рушится, разбивается на осколки. Неужели в этом мире не осталось ничего незыблемого?
– Вы принесли друг другу клятву на алтаре. Вместе навсегда, в горе и радости, – сквозь слезы сказала я.
Мне вспомнились наши летние поездки на побережье. Мы постоянно смеялись, мы любили друг друга. Когда все это изменилось? Как это произошло? Затем я вспоминаю Уайли в той комнате с другой девчонкой. Боже мой, неужели…
– Кто‐то из вас изменяет?
Я произнесла это с ужасным упреком. Не стоило спрашивать. Я перешла границы дозволенного, но мне было наплевать.
– Милая, что за…
