Книга Земля шорохов, страница 22. Автор книги Джеральд Даррелл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Земля шорохов»

Cтраница 22

Однако на следующее утро дело предстало в ином свете. После завтрака я вышел в сад и наблюдал за стайкой золотых, синих и серебряных бабочек, добывавших себе корм в больших пунцовых цветах, когда явился Луна. Я услышал, как он поет прекрасным тенором, шагая по бамбуковой аллее. Подойдя к калитке, он оборвал песню и хлопнул в ладоши, извещая хозяев о своем приходе. Этот обычай существует во всей Южной Америке. Потом он открыл калитку и подошел ко мне. Это был человек небольшого, футов пяти, роста и тонкий, как четырнадцатилетний мальчик. У него были красивые, немного резкие черты лица, огромные черные глаза и черные, коротко остриженные волосы. Он протянул руку, на вид такую же хрупкую, как крылья бабочек, летавших вокруг.

– Сеньор Даррел? – спросил он.

– Да,– ответил я, пожимая руку осторожно, боясь сломать ее в запястье.

– Я Луна,– сказал он так, словно одного этого уже было достаточно, чтобы все объяснить.

– Вас послал сеньор Летт? – спросил я.

– Si, si,– ответил он с обаятельной улыбкой.

Мы стояли и смотрели на бабочек, паривших над красными цветами. Я судорожно ломал голову, подыскивая нужные испанские слова.

– Que lindo,– сказал Луна, указывая на бабочек.– Que bichos mas lindos![18]

– Si,– сказал я. Мы снова замолчали, дружелюбно улыбаясь друг другу.

– Вы говорите по-английски? – спросил я с надеждой.

– Нет, очень маленько,– сказал Луна, разводя руками и робко улыбаясь, словно был сокрушен этим ужасным пробелом в своем образовании.

Его знание моего языка, видимо, ненамного превосходило мое знание испанского. Оба мы могли понимать довольно сложные фразы на чужом языке, но сами были способны только валить в кучу существительные и глаголы, без всякого соблюдения грамматических правил.

– Вы... я... идти Хельмут,– вдруг предложил Луна, махнув тонкой рукой.

Я согласился, пытаясь сообразить, что такое хельмут; слово было для меня новое и могло означать что угодно: от реактивного двигателя нового типа до самого низкопробного ночного кабака. По мелодично стонущей, поскрипывающей и шелестящей бамбуковой аллее мы пришли к длинному низкому красному кирпичному дому, стоявшему на большом лугу, над которым возвышались гигантские пальмы. Вокруг нас носились колибри, трепеща и шурша крылышками, сверкая и переливаясь всеми тончайшими оттенками цветов, которые можно увидеть только на мыльном пузыре. Луна провел меня через занавешенные марлей двери в большую прохладную столовую. Там, сидя в одиночестве в конце громадного стола, поглощал завтрак человек лет тридцати с льняными волосами, живыми голубыми глазами и обветренным красным насмешливым лицом. Когда мы вошли, он поднял голову и одарил нас широкой проказливой улыбкой.

– Хельмут,– сказал мне Луна, показывая на этого человека с таким видом, словно был фокусником и только что выполнил особенно трудный трюк. Хельмут встал из-за стола и протянул мне большую веснушчатую руку.

– Привет,– сказал он, раздавливая мою руку в своей.– Я Хельмут. Садитесь и позавтракайте со мной, а?

Я сказал, что уже завтракал, и Хельмут снова принялся есть, одновременно разговаривая со мной, а Луна, сев на стул по другую сторону стола, томно развалился и стал тихо напевать.

– Чарлз говорил мне, что вам нужны животные, да? – сказал Хельмут.– Что же, мы здесь мало интересуемся животными. Животные, конечно, есть там, в горах, а здесь, в селениях, я не знаю, что нам удастся найти. Думаю, не очень много. Когда я кончу есть, мы поедем посмотрим, а?

Когда Хельмут с огорчением убедился, что на столе ничего съедобного не осталось, он затолкал нас с Луной в свой большой автомобиль и по пыльной дороге, которая при первом же дожде, очевидно, превращается в клейкую грязь, повез нас в деревню.

Деревня оказалась довольно типичной, стены хижин были возведены из неровных обрезков пиленого леса и покрашены известкой. Вокруг каждой хижины был садик – клочок земли, окруженный бамбуковой изгородью. Кое-где в садиках виднелись странные наборы старых жестянок, чайников и сломанных бочек с посаженными в них цветами. От дороги садики отделялись канавами с грязной водой. У калиток через канавы были перекинуты грубо сколоченные шаткие мостики. У одного из таких сооружений Хельмут и остановил машину. Мы с надеждой вглядывались в густые заросли гранатовых деревьев, усеянных красными цветами.

– На днях я, кажется, видел здесь попугая,– сказал Хельмут.

Мы вышли из машины и через шаткий мостик прошли к бамбуковой калитке. Хлопнув в ладоши, мы стали терпеливо ждать. Вскоре из маленькой хижины вылетела стайка шоколадных карапузов, одетых в драные, но чистые рубашки. Они выстроились в ряд, словно армейское подразделение, приготовившееся к обороне, и, как по команде, засунув в рот пальцы, стали рассматривать нас черными глазами. За ними показалась мать, невысокая, довольно красивая индеанка с робкой улыбкой.

– Входите, сеньоры, входите,– пригласила она, делая знак рукой, чтобы мы вошли в сад.

Мы вошли. Луна, присев на корточки, стал тихо разговаривать с обрадованными ребятишками, а Хельмут, излучая благожелательность, неотразимо улыбался женщине.

– Этому сеньору,– сказал он, крепко стискивая мое плечо, словно боясь, что я могу убежать,– этому сеньору нужны живые bichos, а? На днях я проезжал мимо вашего дома и увидел, что у вас есть попугай, самый обыкновенный и довольно уродливый попугай. Я не сомневаюсь, что сеньору он не понравится. Но мне все-таки хочется показать ему эту ни на что не годную птицу. Женщина рассердилась.

– Это красивый попугай,– заговорила она визгливо и негодующе,– это очень красивый попугай, это даже исключительно редкая птица. Ее поймали высоко в горах.

– Чепуха,– твердо сказал Хельмут,– я много раз видел таких птиц на рынке в Жужуе, и они были настолько обыкновенными, что их отдавали буквально даром. Этот несомненно из таких же.

– Сеньор ошибается,– сказала женщина,– это самая необыкновенная птица, очень красивая и ручная.

– Не думаю, чтобы она была красива,– сказал Хельмут и важно добавил:– А что касается того, что она ручная, то сеньору все равно – пусть она будет дикой, как пума.

Я почувствовал, что мне пора вмешаться в спор.

– Э... Хельмут,– неуверенно начал я.

–Да,– сказал он, поворачиваясь ко мне и глядя на меня глазами, в которых еще горел отблеск битвы.

– Мне не хочется вмешиваться, но не лучше было бы сначала посмотреть птицу, а потом уже торговаться? Я хочу сказать, что она может оказаться и самой обыкновенной, и очень редкой.

– Да,– сказал Хельмут, пораженный новизной этой мысли,– да, давайте посмотрим птицу.

Он повернулся и посмотрел на женщину.

– Где же эта ваша жалкая птица? – спросил он.

Женщина молча показала через мое левое плечо, и, обернувшись, я увидел попугая, который с интересом смотрел на нас, сидя среди листьев на ветке гранатового дерева всего футах в трех от меня. Стоило мне взглянуть на него, и я понял, что он должен стать моим, потому что это была редкость – краснолобый амазон, птица по меньшей мере необычная для европейских коллекций. Для амазона он был, пожалуй, мелковат, но зато оперение у него было красивого травянисто-зеленого цвета с желтыми подпалинами; вокруг черных глаз у него были белые кольца, а на лбу – очень яркие алые перышки. На ногах, там, где кончались перья, он, казалось, носил оранжевые подвязки. Я жадно глядел на него. Потом, попытавшись сделать бесстрастное лицо, я обернулся к Хельмуту и с нарочитым безразличием пожал плечами. Я уверен, что это ни на мгновение не могло обмануть владелицу попугая.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация