Фоном всему этому шуму служил постоянный скрежет, доносившийся из клетки агути, который то и дело пускал в ход долотообразные зубы, пытаясь усовершенствовать свои апартаменты.
Тотчас по возвращении я стал сколачивать клетки для всех животных, оставив сооружение клетки для Луны напоследок, потому что она путешествовала в большом контейнере и располагалась в нем более чем свободно. Всех устроив, я стал делать такую клетку, которая была бы достойна пумы и выгодно оттеняла ее грацию и красоту. Не успел я закончить работу, как, распевая страстную песню, явился крестный отец Луны. Он взялся помочь мне разрешить одну головоломную задачу: надо было перевести Луну из ее нынешнего жилья в новую клетку. Боясь, что животное убежит, мы из предосторожности тщательно заперли дверь гаража и оказались запертыми вместе с пумой. Луна-человек воспринимал такую ситуацию с тревогой и унынием. Я успокоил его, сказав, что пума будет испугана куда больше нас. Но тут пума заворчала так раскатисто, решительно и злобно, что Луна заметно побледнел. И когда я стал убеждать его, что животное ворчит от страха перед нами, он посмотрел на меня недоверчиво.
План операции был таков: подтащить контейнер с пумой к дверце новой клетки, выломать несколько досок, и кошке останется только преспокойно перейти из клетки в клетку. К сожалению, из-за несколько странной конструкции только что сколоченной клетки мы не смогли придвинуть контейнер к ней вплотную – между ними остался зазор дюймов в восемь. Недолго думая, я сделал из досок что-то вроде туннеля между двумя ящиками и стал выбивать доски контейнера, чтобы выпустить пуму. Но тут в проеме вдруг мелькнула золотистая лапа величиной с окорок, и на тыльной стороне руки у меня появился красивый глубокий порез.
– Ага! – мрачно сказал Луна,– вот видишь, Джерри!
– Это только потому, что она испугалась стука молотка,– с притворной беспечностью сказал я, сося руку.– Ну, кажется, я выбил достаточно досок, чтобы ей пройти. Теперь нам остается только ждать.
Мы стали ждать. Через десять минут я посмотрел в дырку от выпавшего сучка и увидел, что проклятая пума спокойно лежит в своем контейнере, мирно подремывая и не обнаруживая ни малейшего желания перейти по шаткому туннелю в новую, более удобную квартиру. Очевидно, оставалось только одно – напугать ее и тем заставить перебежать из контейнера в клетку. Я поднял молоток и с грохотом опустил его на стенку контейнера. Наверно, мне надо было предупредить Луну. В одно мгновение произошло сразу два события. Пума, неожиданно выведенная из дремотного состояния, подпрыгнула и бросилась в пролом, а от удара молотком с той стороны, где стоял Луна, слетела доска, служившая стенкой туннеля. И в результате в следующее же мгновение Луна увидел, как крайне раздраженная пума обнюхивает его ноги. Он пронзительно завизжал и вертикально взвился в воздух. Такого визга я в жизни не слыхал. Он-то и спас положение. Визг так обескуражил пуму, что она влетела в новую клетку с быстротой, на которую только была способна, а я тут же опустил и надежно запер дверцу. Луна прислонился к двери гаража, вытирая лицо платком.
– Ну вот и все,– весело сказал я,–я же говорил тебе, что это будет несложно.
Луна посмотрел на меня испепеляющим взглядом.
– Ты собирал животных в Южной Америке и Африке? – спросил он наконец.– Это правда?
– Да.
– И ты занимаешься этим делом уже четырнадцать лет?
– Да.
– И тебе сейчас тридцать три года?
– Да.
Луна покачал головой, словно человек, которому предложили труднейшую загадку.
– И как тебе удалось прожить так долго, один Бог знает,– сказал он.
– Меня заговорили,– ответил я.– Кстати, что за причина привела тебя сегодня ко мне, кроме желания схватиться врукопашную со своей тезкой?
– На улице,– сказал Луна, все еще вытирая лицо,– стоит индеец с bicho. Я встретил его в деревне.
– А что за bicho? – спросил я, выходя из гаража и направляясь в сад.
– Кажется, это свинья,– сказал Луна,– но она в ящике, и я ее не рассмотрел.
Индеец сидел на корточках, а перед ним стоял ящик, из которого доносилось повизгивание и приглушенное хрюканье. Только представитель семейства свиней способен издавать такие звуки. Индеец осклабился, стянул с себя большую соломенную шляпу, поклонился и, сняв с ящика крышку, вытащил наружу прелестное маленькое существо. Это был очень юный ошейниковый пекари, обычный вид дикой свиньи, который обитает в тропиках Южной Америки.
– Это Хуанита,– сказал индеец и, улыбаясь, выпустил маленькое существо на лужайку. Издав восторженный визг, оно тотчас принялось жадно все обнюхивать.
Я всегда питал слабость к семейству свиней, а против поросят просто не мог устоять, и поэтому через пять минут Хуанита была моей за цену, вдвое большую ее действительной стоимости с финансовой точки зрения, но в сотню раз меньшую, если иметь в виду ее обаяние и прочие личные качества. Она была покрыта длинной, довольно жесткой сероватой шерстью, а от углов рта вокруг шеи у нее шла ровная белая полоса, которая придавала ей такой вид, словно она носила итонский воротничок[30]. У нее было изящное туловище, вытянутое рыло с прелестным вздернутым пятачком и тонкие хрупкие ножки с точеными копытцами величиной с шестипенсовик. Походка у нее была изящная и женственная, ножками она перебирала так быстро, что ее копытца стучали мягко и дробно, как дождевые капли.
До смешного ручная, она обладала самой милой привычкой даже после пятиминутной разлуки здороваться так, словно не видела вас долгие годы, и все эти годы для нее были пустыми и серыми. Радостно взвизгивая, она бросалась навстречу, терлась носом о ноги и буквально упивалась встречей, нежно похрюкивая и вздыхая. Райская жизнь, по ее представлениям, наступала тогда, когда вы ее брали на руки, нянчили, как ребенка, и почесывали ей брюшко. Она лежала на руках, закрыв глаза, и в восторге постукивала маленькими зубками, словно миниатюрными кастаньетами.
Очень ручных и наименее шкодливых животных я попрежнему держал в гараже на свободе. А Хуанита вела себя словно благовоспитанная дама, и я разрешил ей тоже бегать по всему гаражу, запирая ее в клетку только на ночь. Забавно было смотреть, как Хуанита ест – она зарывалась рылом в большое блюдо с едой, а вокруг толпились самые разные твари – кариамы, попугаи, карликовые кролики, пенелопы, которым хотелось поесть из того же блюда. Хуанита вела себя безупречно, она всегда оставляла другим много места возле кормушки и никогда не Злилась, даже если хитрая кариама выхватывала лакомые кусочки из-под самого ее пятачка.
Только раз я видел, как она вышла из себя. Это случилось, когда один из самых глупых попугаев, придя в крайнее возбуждение при виде блюда с кормом, слетел вниз с радостным криком и сел Хуаните прямо на рыло. Ворча от негодования, она стряхнула его и загнала в угол. Он кричал и трепетал, а она, постояв над ним, угрожающе лязгнула зубами и вернулась к прерванной трапезе.
Устроив всех новых животных, я нанес визит Эдне, чтобы поблагодарить ее за внимание и заботу, которую она расточала обитателям гаража во время моего отсутствия. Я застал ее с Хельмутом у громадной кучи мелкого красного перца, из которого они стряпали соус, изобретенный самим Хельмутом. Эта пища богов, добавленная к супу, с первого же глотка сдирала кожу с неба, но придавала блюду вкус совершенно неземной. Я уверен, что любой гурман съел бы, постанывая от наслаждения, даже старый башмак, сваренный и приправленный этим соусом.
