Вся эта выдумка привела меня в восторг, тем более что это живо напомнило мне игру, которую мы изобрели еще в Греции. Мой брат Лесли - он был просто помешан на пушках и кораблях - собрал целый флот игрушечных крейсеров, линкоров и подводных лодок. Мы обычно расставляли их на полу и играли почти в такую же игру, только для поражения противника у нас были стеклянные шарики. Нужны были верный глаз и точная рука, чтобы, пустив шарик по неровному полу, попасть в миноносец длиной всего в полтора дюйма. Мы с полковником бросили кости, и мне выпало быть агрессором.
– А! - сказал полковник. - Грязный гунн!
Я понял, что он разжигает в себе воинственный пыл.
– А что я должен делать? - спросил я. - Попытаться разрушить вашу крепость?
– Что ж, попробуйте, - сказал он. - Пожалуйста, разрушайте, если сумеете.
Я очень скоро смекнул, что в этой игре главное было отвлечь внимание противника на другой фланг и незаметно для него совершить несколько молниеносных маневров. Так что я принялся непрерывно обстреливать его войска, и, пока спички со свистом носились по комнате, я ухитрился подвести два батальона к самой линии ею обороны.
– Свинья! - бушевал полковник, когда очередная спичка попадала в его расположение и ему приходилось мерить радиус поражения. - Грязная свинья! Гунн проклятый!
Лицо у него стало ярко-розовым, а на глазах выступили слезы, ему то и дело приходилось вынимать монокль и подолгу протирать его.
– Какого черта вы так метко стреляете! - орал полковник.
– Вы сами виноваты, - кричал я в ответ. - У вас все войска сбиты в кучу, в них ничего не стоит попасть!
– Это у меня такая стратегия. Не обсуждать мою стратегию! Я старше вас и выше чином.
– Как это "выше чином", когда я командую армией?
– Не возражать, молокосос! - гремел полковник.
Игра продолжалась часа два, и за это время я успешно рассеял почти все силы противника и закрепился на подступах к его крепости.
– Сдаетесь? - крикнул я.
– Ни за что! - заорал полковник. - Ни за что! Сдаться проклятому гунну? Никогда!
– Ах так! Тогда я двигаю вперед саперов, - пригрозил я.
– Зачем это вам понадобились саперы?
– Чтобы взорвать вашу крепость, - ответил я.
– Не положено, - сказал он. - Это против правил войны.
– Ерунда! - сказал я. - Вот немцы не очень-то считались с правилами войны.
– Какое гнусное коварство! - возопил он, когда я успешно подорвал его укрепления.
– Сдаетесь или нет?
– Нет! Буду сражаться за каждую пядь земли, проклятый варвар! - кричал он, резво ползая на четвереньках по полу и лихорадочно передвигая свои войска. Но эти отчаянные усилия не спасли его: я загнал его в угол и добил из пушек.
– Тысяча чертей! - вскричал полковник, когда все было кончено, вытирая мокрый от пота лоб. - Никогда не видел, чтобы человек так играл. Как же вы научились так чертовски метко стрелять, если раньше не играли?
– А я играл в другую игру, вроде этой, но мы стреляли шариками, - сказал я. - Стоит только набить руку - и это уж… навсегда.
– Черт побери! - воскликнул полковник, созерцая свою разгромленную армию. - Но все же это была славная игра и славная битва. Еще сыграем?
И мы играли, играли без конца, и полковник все больше горячился, а когда я наконец взглянул на свои часы, то с ужасом увидел, что уже час ночи. Игру закончить мы не успели, поэтому пришлось оставить все, как было, а на следующий вечер я пришел снова, и мы ее доиграли. Я стал проводить у полковника два-три вечера в неделю; мы разыгрывали сражения в большой комнате, и ему это доставляло огромное удовольствие - почти такое же, как и мне.
Но вскоре моя мама объявила, что дом наконец найден и нам пора уезжать из Лондона. Я был глубоко огорчен. Значит, мне придется бросить работу, расстаться с моим другом мистером Беллоу и с полковником Анструтером. Мистер Ромили был безутешен:
– Мне никто не сможет заменить вас. Никто.
– Ну, кто-нибудь обязательно найдется, - сказал я.
– Да, но он же не сумеет так украшать аквариумы и вообще… Прямо не знаю, что я буду без вас делать…
В тот день, когда я окончательно уходил от него, он со слезами на глазах преподнес мне кожаный бумажник. На внутренней стороне было золотом вытеснено: "Джералду Дарреллу от товарищей по работе". Я немного удивился, потому что, кроме меня и мистера Ромили, у нас никто не работал, но он, очевидно, считал, что так будет солиднее. Я горячо поблагодарил его и в последний раз отправился на Поттсову аллею, в лавку мистера Беллоу.
– Жаль, что приходится расставаться, мой мальчик, - сказал он. - Очень, очень жаль. Держите… Это вам небольшой подарок на прощанье.
Он сунул мне в руки маленькую клеточку. В ней сидела самая лучшая из его птиц, о которой я больше всего мечтал, - красный кардинал. Я совсем растерялся.
– Вы вправду хотите мне его отдать? - сказал я.
– Само собой, мальчик, само собой.
– А вы уверены, что сейчас подходящее время года для таких подарков? - спросил я.
Мистер Беллоу расхохотался:
– Само собой разумеется. Само собой разумеется.
Я распрощался с мистером Беллоу и в тот же вечер пошел сыграть последнюю игру с полковником. Когда мы кончили - на этот раз я дал ему выиграть, - он проводил меня до дверей.
– Признаться, одиноко будет без вас, мой мальчик. Очень одиноко. Но все же не исчезайте с горизонта, ладно? Поддерживайте связь. Тут вот… м-м-мм… маленький сувенир для вас.
Он протянул мне тонкий серебряный портсигар. На нем была надпись: "С любовью от Марджори". Меня это немного смутило.
– О, не обращайте внимания на надпись, - сказал он. - Ее можно убрать… Подарок от одной знакомой - много лет назад. Я решил, вам понравится. Возьмите на память, а?
– Вы очень, очень добры, сэр.
– Пустяки, пустяки, - сказал он, высморкался, потом тщательно протер свой монокль и наконец протянул мне руку. - Ну, желаю удачи, мой мальчик. Надеюсь, что мы еще увидимся.
Увидеться нам больше не пришлось. Вскоре после этого его не стало.
ПОВЫШЕНИЕ ПО СЛУЖБЕ
Мамфе никак не назовешь курортным местечком: он расположен на холме над излучиной широкой мутной реки и окружен почти непроходимыми тропическими лесами. Круглый год там жарко и сыро, как в турецкой бане, и только в сезон дождей для разнообразия еще сырее и жарче. В то время в Мамфе жили пятеро белых мужчин, одна белая женщина и тысяч десять горластых африканцев. На меня, как видно, нашло временное затмение, и я, решив устроить именно там штаб-квартиру своей экспедиции, обитал в просторной палатке, набитой самым разнокалиберным зверьем, на берегу реки кофейного цвета, кишевшей гиппопотамами. В процессе собирания животных я, конечно, перезнакомился со всеми белыми обитателями Мамфе и почти со всеми африканцами. Африканцы были моими охотниками, проводниками и носильщиками: углубляясь в здешний лес, словно ныряешь обратно во времена Стенли и Ливингстона, и все экспедиционное снаряжение путешествует на головах неутомимых носильщиков, гуськом спешащих по тропе.
