Как сказал Джефф Холройд — молодой человек, исполнявший роль нашего местного проводника, — лучшее место, где можно наблюдать пищух во время заготовки провианта, находится на альпийском лугу, примерно в двадцати милях от того отеля, где мы остановились. Итак, рано утром мы тронулись в путь. Добравшись до подножия горного хребта, мы оставили машину и начали двухмильное восхождение по почти вертикальному склону, поросшему сосной и лиственницей. Мы сразу же услышали странные свистящие звуки, доносящиеся до нас со всех сторон, которые приняли поначалу за голоса каких-то птиц, судя по всему, в изобилии населяющих местные леса. Однако чуть позже мы вышли на небольшую поляну и увидели сидящего перед своей норкой музыканта, издававшего эти звенящие, похожие на пение флейты звуки, — жирного суслика, одетого в элегантный костюм из рыжевато-красного и серого меха. Зверек сидел прямо, словно часовой, у входа в свой дом, и его грудка вздымалась и опадала, когда он издавал свой мелодичный сигнал опасности. Его большие влажные глаза смотрели на нас с пристальным, слегка глуповатым выражением, типичным для большинства сусликов, а маленькие лапки дрожали от вокальных усилий. Как оказалось, он не слишком нас боялся, поскольку позволил Ли приблизиться к себе где-то на пять футов, прежде чем скрылся в своей норе. Это был колумбийский суслик, и, как объяснил нам Джефф, в горах различные виды сусликов обитают на различных уровнях, так что, грубо говоря, по их виду можно определить, на какую высоту вы забрались.
По мере того как мы поднимались выше в гору, заросли лиственницы и сосны постепенно редели, и у верхней границы леса, там, где начинают до-, минировать невысокие полярные растения, под воздействием пронизывающего зимнего ветра, несущего с собой острые как нож льдинки, сосны и ^лиственницы превращались в искривленные карликовые деревья, похожие на японские бонсаи. Здесь и там среди этих мини-деревьев вспыхивали желтые, томатно-розовые и ярко-красные пятна, там росла ястребинка золотистая — изящное, красивое растение со стеблями и листьями, покрытыми облачком тонких волосков. Такое волосяное покрытие можно встретить на многих альпийских растениях, и хотите верьте — хотите нет, оно защищает их в течение по меньшей мере девятимесячного периода от пронизывающих холодов так же, как толстая шкура медведя гризли защищает его тело.
Но вот деревья закончились совсем, и перед нами раскинулась долина с такой сочной ярко-зеленой травой, что перед ее цветом поблекла бы россыпь изумрудов. На склонах окружающих долину гор были видны шрамы от старых лавин, но сам луг остался нетронутым. Здесь густая зеленая трава росла вперемешку с альпийскими растениями — ярко-желтой лапчаткой, желтым вереском, изящным пурпурным астрагалом, белой песчанкой и ярко-розовыми, подушечками смолевки бесстебельной. Через центр долины бежал ручей, журча и поблескивая на солнце между куч серых камней, сложенных так живописно, что казалось, будто вся долина является законченным произведением некоего альпийского Кейпабилити Брауна.
Внезапно наше внимание привлек пронзительный свист, отразившийся эхом от окружающих холмов. На куче камней лениво развалился на солнце жирный коричневый сурок с длинным шерстистым хвостом, похожий на гигантскую морскую свинку. Думаю, он подал сигнал тревоги скорее по привычке, поскольку, как казалось, его не слишком беспокоило наше присутствие. И действительно, после того как мы постояли рядом несколько минут, он позволил мне приблизиться, почесать его толстую шею и потрогать усы. Испытываешь удивительное, волшебное чувство, когда находишься в таком месте, где животные смотрят на тебя как на друга и позволяют, пусть ненадолго, проникнуть в свою жизнь.
Лежавшая перед нами долина была разделена на две части — верхнюю и нижнюю, и граница между ними проходила по крутому склону, усеянному беспорядочно наваленными валунами. Далее возвышался пустынный горный склон, покрытый остроугольными обломками скал, собранными в кучи прошедшими лавинами. Огромные камни украшали окаменелые ракушки и кораллы — свидетельства того, что в незапамятные времена они формировали дно древнего моря, которое в результате катастрофических подвижек земной коры было поднято на высоту этой отдаленной горной долины. Именно здесь, под шаткой стеной из инкрустированных ископаемыми ракушками валунов, мы увидели первую пищуху. Вероятно, она уже давно сидела среди камней, наблюдая за нами, но, поскольку пепельно-серая шкурка позволяет пищухе полностью сливаться с окружением, ее почти невозможно заметить в неподвижном состоянии. Размером примерно с морскую свинку, она имела мордочку, чем-то похожую на кроличью, но ее глаза были более крупными и темными, а уши маленькими и круглыми, в форме монеты. Хвост у нее практически отсутствовал, а шерсть была блестящей, как атлас. Увидев нас, пищуха издала резкий, беспокойный крик и, сделав несколько прыжков, исчезла между камней. Обследовав ближайшие окрестности, мы вскоре обнаружили несколько стожков около двух футов в диаметре и высотой около двенадцати дюймов. В верхней части большинства стожков лежали свежие трава и листья, из чего можно было сделать вывод, что у пищух заготовка кормов на зиму все еще продолжается. Любопытно отметить, что в нижней долине пищухи были очень пугливы и показывали себя лишь во время быстрых перебежек из одной расщелины в другую. Однако, поднявшись в верхнюю долину, мы встретили там необычайно добродушную и очаровательную пищуху, которая была слишком поглощена своей работой, чтобы обращать на нас какое-то внимание. Здесь ручей проложил себе русло в толстом слое вязкого зеленого дерна, украшенного цветами; он вился и петлял по долине, словно сплетенная из травы коса. В самом центре гладкой, как бильярдный стол, поляны сидела маленькая толстая пищуха, деловито перекусывая травинки и складывая их себе в рот. В конце концов, когда ее челюсти уже не могли удержать большее количество травы, она помчалась к дому и расположенным поблизости стожкам, и при этом казалось, что по бокам мордочки у нее свисают зеленые моржовые усы, придававшие ей несообразный вид. Мы последовали за пищухой по каменистой осыпи и обнаружили ее дом под гигантским камнем, размером с небольшой автомобиль, а рядом находились два готовых стожка сена и третий, пока еще не завершенный. Пищуха была так увлечена своей хозяйственной деятельностью, что, когда я уселся на камень в трех футах от ее стожков, она не сделала даже короткой паузы в своей серьезной работе. Уложив принесенную траву на стог и примяв ее своими лапками, она тут же помчалась назад, к зеленой поляне, подпрыгивая, словно резиновый мячик. Там она вновь набила полный рот травой и вернулась к тому месту, где я сидел. В нескольких футах от меня она остановилась, пристально посмотрела в мою сторону темными глазами поверх чудовищных зеленых усов, а затем спокойно подошла к стогу и, добавив к нему свою ношу, аккуратно утрамбовала ее сверху. Любопытно, что, когцд пищухи нижней долины издавали свой пронзительный, свистящий сигнал тревоги, наша пищуха останавливалась и свистела им в ответ, даже несмотря на то, что в некоторых случа ях она находилась так близко от меня и я мог потрогать ее рукой. Тот факт, что поблизости толпятся люди, снимая и записывая каждое ее движение или звук, она воспринимала с абсолютным хладнокровием, игнорируя наше присутствие и продолжая выполнять намеченную по плану работу, словно от этого зависела ее жизнь — что, в общем-то, соответствовало действительности. Она немного забеспокоилась лишь после того, когда мы запустили воздушных змеев, которые у ее сородичей в нижней долине вызвали свистящую истерику.
