— Спасибо, — сказал я. — А ты между тем будешь прятаться в безопасном автомобиле.
— Я буду мысленно с тобой, — пообещал Эластер.
И вот, надеясь на то, что все слышанные мною истории о том, как просто увернуться от близорукого носорога, когда он бросается на вас в атаку, были правдивы, я вышел из машины. После того как я покинул безопасное убежище и начал приближаться к носорогу, он почему-то стал в два раза больше. Медленно, затаив дыхание и стараясь не наступать на сухие веточки, я подкрадывался к нему все ближе и ближе. Носорог наклонил гигантскую голову, фыркнул и, резко дернув ушами, издал звук, похожий на щелканье хлыста, что, разумеется, не добавило мне уверенности. Его рог не только казался мне в два раза выше Эйфелевой башни, но и гораздо острее. Когда до зверя оставалось около двадцати футов, я решил, что это именно то расстояние, которое лучше всего подходит для съемки. Затем, сделав глубокий вдох, я отважно повернулся к носорогу спиной и, широко улыбаясь в камеру, стараясь не показывать свой страх, начал вступительное слово. Дойдя почти до середины, я услышал позади гулкий шуршащий звук, который унес несколько лет моей жизни. Я уже ожидал, что в следующую секунду меня подденет и оторвет от земли кончик этого загнутого, словно ятаган, рога. Будто бы — невзначай, я бросил быстрый взгляд через илсчо и с огромным облегчением увидел, что носорог, развернувшись, направился в противоположную сторону, сердито пыхтя себе под нос. Я сно ва повернулся к камере и закончил свою речь без малейшей дрожи в голосе, но все же должен признать, что стоять спиной к носорогу весом в две тысячи фунтов было самым тяжким испытанием, пережитым мною в Южной Африке.
СЕРИЯ ДЕВЯТАЯ
Итак, из африканской саванны мы вернулись в английскую весну. Ранняя весна в Англии может поражать своей тонкой красотой: бледно-голубое небо, берега рек украшены гирляндами сливочно-желтых первоцветов, по лесу стелется таинственная сизо-голубая дымка колокольчиков, по полянам разлито золото лютиков и калужниц, первое слабое мерцание зеленых почек на деревьях и бледное, но уже теплое солнце.
Но только не в том случае, если вы снимаете фильм.
Наша следующая серия была посвящена английским прудам и рекам, где можно найти массу интересного, особенно весной, когда у всех водных обитателей — от жаб и тритонов до выдр и мух однодневок — начинается брачный сезон.
Но только не в эту весну.
Это была чисто кинематографическая весна со свинцовым небом, арктическим холодом, сопровождавшимся дождем, фадом, слякотью, и наконец, когда мы уже думали, что погода исчерпала все свои трюки, пошел снег. Живописный пруд, который Джонатан выбрал за прозрачную янтарную воду, близкую по цвету к бледному хересу, превратился в грязную, мутную лужу, в которой ничего нельзя было увидеть. Река Уай, где находилась наша вторая съемочная площадка, обычно весело журчавшая по каменистому ложу, прозрачная, как расплавленное стекло, взбаламученной грязью и плывущими по ней обломками была превращена в то, что напоминало поток лавы, извергнутой из недр рассерженного вулкана, к тому же страдающего несварением желудка. Нет нужды говорить, что все это производило на Джонатана самое удручающее впечатление, и каждый раз, когда он выглядывал в окно, он — мысленно — падал на свой меч. Мы метались между двумя съемочными площадками (расположенными, как водится, в противоположных концах страны) в напрасной надежде на улучшение погоды. Пола пребывала в отчаянии, потому что она, как продюсер, отвечала за поддержание высокого морального духа всех членов съемочной группы, но по климатическим условиям это было невозможно. Вдобавок ко всему в ходе съемок предыдущих серий ее и Джонатана угораздило влюбиться друг в друга, причем так сильно, что они собирались пожениться сразу же после окончания съемок. Поэтому, в качестве прелюдии к нормальной семейной жизни, для Джонатана было вполне естественно во всех капризах погоды обвинять свою суженую. Это было тяжелое время для нас всех.
— Послушай, милый, почему бы нам не снять то, как Ли проходит на каноэ через пороги? — вполне разумно предложила Пола. — Ведь в этом эпизоде прозрачность воды не имеет никакого значения.
— Отличная идея, — сказала Ли, сгоравшая от нетерпения испробовать свои силы в водном слаломе. — Давай сделаем это, Джонатан.
— Такому садисту, как ты, будет приятно посмотреть на то, как моя жена рискует жизнью в страшных водоворотах, и твое настроение после этого, конечно же, улучшится, — съязвил я.
— Да, — мрачно произнес Джонатан, — Пожалуй, мы так и сделаем.
Итак, мы собрали наши вещи и, покинув грязно-коричневый пруд, отправились туда, где река Уай бежит и петляет среди черных скал. Здесь темные струи воды с ревом и грохотом напирали на камни, поднимая брызги и образуя облака пены. Ли, пребывая в приятном возбуждении, нарядилась в алый гидрокостюм и ярко-желтый защитный шлем, который оказался ей очень к лицу. Затем она втиснулась в длинное, хрупкое на вид каноэ и выплыла на спокойный участок реки, чтобы взять свой первый и единственный урок. Благодаря своему женскому упрямству уже через полчаса она управляла каноэ с таким же (если не большим) профессионализмом, что и ее инструктор.
Цель всей этой затеи заключалась в том, чтобы показать, как человек, управляющий каноэ, может использовать силу реки себе на пользу — вода служит ему для продвижения вперед, различные потоки помогают маневрировать, а круговые течения в излучинах реки позволяют отдохнуть и набраться сил. Затем при помощи этих кадров мы собирались проиллюстрировать жизнь животных, обитающих в бурных водах и использующих точно такие же приемы для выживания. Итак, одна камера была установлена среди камней напротив порогов, а Ли, сидя в своем каноэ в четверти мили выше по течению, ожидала сигнала к началу съемки. На носу каноэ была установлена миниатюрная камера, и вдоль борта от нее тянулся провод к кнопке, расположенной рядом с тем местом, где сидела Ли. Идея заключалась в том, что, приблизившись к бурунам, она нажимает кнопку, снимает крупным саму себя и то, как вода захлестывает ее, пока каноэ лавирует среди волн. Между тем другая камера, расположенная на берегу, снимает то же самое, только общим планом. И вот каноэ отправилось вниз по реке, скользя между зазубренных черных скал, подскакивал на сверкающих струях воды, зарываясь носом в хлопья пены, словно свинья, отыскивающая трюфели в букете белых роз. Должен сказать, что Ли управляла своей хрупкой лодкой с такой уверенностью, будто занималась этим всю свою жизнь, но я все равно испытывал за нее сильное волнение и вздохнул с облегчением, когда она наконец преодолела порог и остановила каноэ на спокойной воде. Но тут мы обнаружили, что хотя она вовремя включила камеру на носу каноэ, но, энергично работал веслом, чтобы избежать столкновения с камнями, вероятно, снова ударила по кнопке и случайно выключила камеру. Нам ничего не оставалось делать, кроме как повторить все еще раз. Каноэ вновь отнесли на четверть мили вверх по течению, и, забравшись в него, моя жена (разумеется, уже почувствовавшая себя матерым морским волком) еще раз прошла через пороги. Каноэ скользило по воде и подскакивало, как мечущий икру лосось, но, к счастью, на этот раз камера работала до самого конца.
