Под непрерывно моросившим дождем наши грузовики медленно продвигались вперед и вскоре остановились около узкоколейной железнодорожной ветки. Маленькие паровозики тащили за собой платформы, заваленные связками бананов. Эти составы пересекали низменную заболоченную береговую полосу и подъезжали к порту, где бананы немедленно грузились на пароход.
К большому нашему огорчению, выяснилось, что мы прибыли за несколько часов до начала погрузки животных на пароход. Мы решили пока оставить клетки на машинах нераспакованными, по крайней мере это давало хоть некоторое укрытие от дождя.
В это время солнце прорвало завесу облаков, и дождь окончательно прекратился. Пришлось все же снимать клетки с машин и укрывать их в тени рядом с железнодорожной колеей. Попутно мы проверили состояние всех наших животных, после чего я обменялся с Джоном результатами произведенного осмотра.
– Я потерял двух нектарниц, к счастью, не самых ценных. Думаю, что они испугались тряски в пути и начали метаться по клетке. Все остальные птицы как будто целы, но я мечтаю скорее оказаться на пароходе, накормить и напоить их. Как твои зверюшки?
– Один глупый дрил основательно поранил себе руку. Вероятно, он просунул ее через решетку, а в это время машина подскочила на ухабе и его стукнуло по руке другой клеткой. Но это быстро заживет, других потерь у меня, кажется, нет. Ангвантибо в порядке, но они очень устали от дороги.
После томительного ожидания (самое тяжелое заключалось в том, что мы не имели возможности вовремя накормить и почистить животных) подошел состав с пустыми платформами, и нам разрешили грузить клетки на платформы. Не успели мы закончить погрузку, как снова начался дождь; но это был уже не прежний мелкий дождик, а настоящий тропический ливень. Мы находились на открытом месте, через несколько секунд потоки воды побежали по стенкам клеток, а люди выглядели так, словно их только что вытащили из моря. Состав медленно двигался вперед, приближаясь к пароходу; когда мы добрались до него, началась быстрая погрузка. Я снова трясся в лихорадке и чувствовал себя отвратительно. Вспомнив предостережение врача, я спустился в каюту, переодел сухую одежду и пошел искать старшего буфетчика. Выпив у него стакан крепчайшего виски, я почувствовал, как блаженное тепло разливается у меня по всему телу. Проглотив полученные накануне от врача таблетки, я снова поднялся на палубу.
Клетки и их обитатели были совершенно мокрыми. Пришлось срочно заменять сырую подстилку сухой и чистить клетки. Затем я посыпал обезьян сухими опилками, чтобы таким образом немного подсушить их мех. Накормив обезьян хлебом и фруктами, я дал потом горячего молока, так как бедные животные дрожали от холода. Я знал, что, если до наступления темноты они не обсохнут, многие из них рискуют заболеть пневмонией. После обезьян я накормил и напоил ангвантибо, которые, к счастью, меньше пострадали от дождя, так как были накрыты другими клетками..
К этому времени благотворное действие виски прекратилось, и я стал чувствовать себя все хуже и хуже. Палуба качалась и убегала у меня из-под ног, голова казалась огромной, как тыква, и грозила в любой момент расколоться от острой пронизывающей боли. Впервые я начал всерьез опасаться за будущее: я не мог лечь в госпиталь и оставить Джона одного в этом трудном и долгом путешествии, где нам и двоим работы было по горло. Я с трудом приполз в каюту и свалился на койку. Джон спустился ко мне, чтобы сообщить, что он более или менее благополучно разместил птиц и через полчаса сумеет помочь мне управиться с моими животными, но я уже забылся глубоким и крепким сном. Проснулся я совершенно другим человеком, на палубу я вышел, чувствуя еще некоторую слабость, но в твердой уверенности, что смерть мне уже не угрожает. Я накормил зверей, завесил одеялами клетки обезьян и ангвантибо и дал Су бутылку с се вечерней порцией молока. Она весело закричала, увидев мое приближение с бутылкой в руках, дождь и холод не нанесли ей никакого вреда. Наконец все необходимое было сделано, и я впервые за последние два дня облегченно вздохнул. Облокотившись на перила палубы, я посмотрел в сторону банановых рощ и мангровых болот; дождь непрерывно барабанил по парусиновому тенту над моей головой. Закончив свои дела, Джон присоединился ко мне. Мы молча курили, вглядываясь в дождь и сгущавшуюся темноту вечера.
– Вряд ли люди представляют себе все трудности, связанные с коллекционированием животных, – задумчиво проговорил Джон, оглянувшись на темную массу клеток на палубе. – Они просто не в состоянии все это понять. Возьми один только сегодняшний день: мы очень легко могли потерять всех своих животных из-за этого проклятого дождя. Но никому из посетителей зоопарков такие мысли и в голову не приходят.
– Ну, трудно от них и требовать этого. Им кажется, что коллекционерам так же легко удается собирать зверей, как в свое время это удавалось Ною.
– Ной! –с презрением возразил Джон. – Если бы у Ноя была бы хоть пятая часть того количества зверей, какое ему приписывают, его ковчег пошел бы ко дну.
– А сколько птиц и млекопитающих нам все же удалось поймать за время нашего пребывания в Камеруне! Если бы Ной ограничился даже находящимися на этом пароходе видами животных, его ковчег тоже оказался бы перегруженным.
– Мне кажется, – зевнув, продолжал Джон, – что наш ковчег тоже основательно перегружен всеми этими вещицами, – и он махнул рукой в сторону сотни клеток с животными и птицами. – Я пошел спать. Во сколько мы отплываем?
– Около полуночи. Я тоже сейчас спущусь.
Джон направился в каюту, я остался на палубе и продолжал смотреть в сторону берега, скрывшегося в наступившей темноте .Скоро я заметил вспыхнувший маленький огонек, ярко светившийся во мраке. Неожиданно послышались мягкие ритмичные удары барабана, сиплые голоса сборщиков бананов. Огонек колыхался и мерцал, отделенный от меня движущейся завесой дождевых струй. Мягко звучали голоса, напевая песню, столь же старую, как и огромные тропические леса. Это была простая, безыскусная песня, тихая и ласковая; такие песни, должно быть, пел в свое время языческий бог Пан. Наблюдая за искрящимся между деревьями огоньком, слушая мерный стук барабана и нестройный, но приятный хор, я знал, что еще вернусь в Африку, что меня всегда будет преследовать и тревожить ее таинственное очарование.
Заключение
Возвращение домой отнюдь не является самой легкой частью поездки за животными. Мы провели 14 дней в тяжелой и изнурительной работе и были вознаграждены тем, что потеряли за все время только два экспоната: одну птицу, которая заболела еще до нашей посадки на пароход и смерть которой не была для нас большой неожиданностью, и одного мангуста, который выскользнул из клетки, вылез на край палубы и, прежде чем я успел до него добежать, непонятно из каких соображений прыгнул за борт.
Я слышал разговоры о том, что, если дать немного денег кому-либо из членов экипажа парохода, можно спокойно отдыхать до самого приезда к месту назначения. Но если даже на минуту допустить, что в команде парохода найдется достаточно свободный человек, доверить ему уход за редкими ценными животными все равно нельзя, так как он просто не умеет с ними обращаться. Нет, все это отнюдь не так просто. Коллекционер должен вставать на рассвете, чтобы вовремя накормить животных, и с этого момента в течение дня он не имеет свободной минуты.
