С этими словами он, к моему облегчению, так же тяжело опустился обратно на стул, причем едва его не опрокинул. Пока Реджи с трудом восстанавливал равновесие, лицо герцога медленно наливалось кровью. Не очень-то приятно было знать, что Реджи, как ни дурно он себя вел, являлся истцом, а сын герцога - обвиняемым.
- Думаю, - сказал герцог, призвав на помощь отработанную в веках аристократическую выдержку, - думаю, нам следует сесть и потолковать в цивилизованном духе, не опускаясь до вульгарной брани.
В ответ Реджи громко и внятно послал его.
- Реджи, дорогой, веди себя прилично, - взмолилась Урсула.
- Кто? - проникновенно вопросил Реджи, словно обратился за ответом к мудрецу. - Кто он такой, этот старпер, а?
- Садитесь, сэр, присоединяйтесь к нам, - радушно произнес я.
Урсула наградила меня взглядом, который испепелил бы мою особу, если бы я не веселился так в душе.
- Благодарю, - холодно отозвался герцог, - но я не вижу свободного стула, и ваш приятель ясно дает понять, что я тут, мягко выражаясь, лишний.
- Сейчас будет стул, - любезно ответил я, подзывая официанта.
Тотчас явился стул, и герцог осторожно сел, точно боясь, что он сломается под ним.
- Что-нибудь выпьете, сэр? - спросил я, изображая заботливого хозяина.
- Выпить, - довольно вымолвил Реджи. - Чертовски большие стаканы… дешятки литроф, бочки мальвазии… беж вина голова не работает.
- Благодарю, - ответил мне герцог, - если можно… рюмочку хереса.
- Этот ваш щенок совсем не пьет, - вмешался Реджи. - Потребляет только кока-колу и материнское молоко… наштоящий шла… шла… шлабак… бесхрехребетный тип.
- Послушайте, мистер Монтроз, - нетерпеливо произнес герцог, барабаня холеными пальцами по столу. - Я не желаю препираться с вами. Мой приезд в Венецию вызван отнюдь не желанием причинить вам какие-либо неприятности. Если позволите, я постараюсь прояснить ситуацию и в какой-то мере успокоить вас.
- Единштвенный шпошоб ушпокоить меня - вытащить вашего паршивого щенка из постели моей жены, - громко возвестил Реджи.
Герцог в замешательстве окинул взглядом ресторан. Окружающие нас итальянцы, не привыкшие к таким откровенным разборкам среди англосаксов (особенно британцев), смотрели на нас с живейшим интересом.
- Именно для этого я и приехал в Венецию, - сообщил герцог.
- И што же ты хочешь шделать? Наушкать его ешшо на чью-нибудь жену?
- Я намерен серьезно поговорить с ним, - ответил герцог. - Мне эта связь противна так же, как вам, если не больше. И ей будет положен конец.
- Не шмей называть мою жену шва… шва… швязью. - Реджи побагровел до такой степени, что казалось - его вот-вот хватит удар. - Кто ты такой, черт дери, штобы называть мою жену швязью, а?
- Не вижу ничего пренебрежительного в этом слове, - холодно ответствовал герцог, - однако вы должны согласиться, что такое положение терпеть невозможно. Не говорю уже о разнице в возрасте. Это само по себе ужасает. Но если отставить это в сторону, вам должно быть ясно, что мальчик, как-никак, наследует титул герцога, а это обязывает его быть разборчивым в своих связях.
Реджи не сразу подобрал нужные слова для ответа.
- Клянусь, - сказал он наконец, - ты шамый большой кушок хо… ходячего коншкого навоза, какой я когда-либо видел.
- Реджи, дорогой, разве можно говорить такие вещи герцогу? - воскликнула шокированная Урсула.
- А почему нельзя? - рассудительно вопросил Реджи. - Ешли он щщитает, что моя жена неровня его паршивому щенку, тогда он без шон… без шон… шомнения самый большой и самый вонючий ходячий кушок коншкого навоза за пределами ипподрома Ашкот.
Спорщики сверлили друг друга свирепыми взглядами. И в эту самую минуту Урсула снова взвизгнула, потому что нас второй раз поразил гром среди ясного неба. В ресторан, держась за руки, вошли Перри и Марджери. Она - миловидная женщина, отдаленно похожая на девиц с полотен Гогена, он - стройный, гибкий, пригожий молодой человек в байроновском стиле. Не успел я сделать эти наблюдения, как Реджи, взревев, точно поранивший лапу лев с несварением желудка, поднялся со стула и дрожащим пальцем указал на влюбленную парочку, которая в ужасе замерла на месте, потрясенная внезапной встречей.
- Вот они - твой паршивый щенок и его швязь, - прокричал Реджи. - Сейчас я…
Черт дернул меня встать и положить руку на плечо Реджи, чтобы удержать его от опрометчивых действий.
- Постой, Реджи, - сказал я, - ты же в три раза здоровее его…
Я не успел договорить. Схватив отвороты моего пиджака огромной ручищей, Реджи поднял меня, как пушинку, и аккуратно опустил прямо на тележку со сладостями, которую весьма кстати катил мимо нас один из официантов. Мое приземление на тележке причинило непоправимый ущерб персикам с мороженым и ликером, роскошному клубничному торту, изысканному бисквиту со всякой липкой начинкой и великому числу сортов мороженого. Вид столь буйного проявления силы вывел Перри из оцепенения, он отпустил руку Марджери и обратился в стремительное бегство. Издав еще одно львиное рыканье, Реджи с поразительным для его сложения проворством помчался вдогонку, сопровождаемый по пятам Марджери, которая кричала: “Убийца, не смей его трогать!” Следом за ней бежал герцог, крича: “Если с его головы упадет хоть один волос, я подам на вас в суд!” Облепленный мороженым, бисквитом и клубникой, я сделал единственное, что мне оставалось, - швырнул на стол пачку банкнотов, схватил за руку Урсулу и побежал за нашими соотечественниками. Оказалось, что Перри несколько опрометчиво выбрал для бегства переулок, ведущий к площади Святого Марка. Держись он и дальше одних переулков, пожалуй, смог бы уйти от погони, но Перри выскочил, распугивая полчища голубей, на просторы огромной площади, где превосходство Реджи в скорости погубило беглеца. У Большого канала Реджи настиг его и схватил за шиворот. Когда мы, тяжело дыша, прибежали туда же, Реджи тряс Перри, будто куклу, осыпая бессвязной бранью. Конечно, мне следовало бы вмешаться, однако я уже испытал на себе реакцию Реджи на такие попытки и, учитывая непосредственную близость канала, посчитал, что мне больше подходит роль труса.
- Отпустите его, вы, громила! - прокричал герцог, запинаясь от недостатка воздуха.
- Отпусти его, отпусти, отпусти, он совсем слабенький! - визжала Марджери, колотя ладонями по широкой бесчувственной спине супруга.
- Дорогой, это все ты виноват, - тигрицей обрушилась на меня Урсула. - Сделай же что-нибудь!
Не успел я, однако, упрекнуть ее в вероломстве, как Реджи подтянул Перри к себе вплотную, сверля его взглядом.
- Меня тошнит от этого твоего паршивого папаши, и меня тошнит от тебя, - заорал он. - Так, значит, по мнению твоего вонючего родителя, моя жена недоштаточно хороша для тебя, а? Ладно, я вам покажу - вот ражведушь с ней, и можешь брать ее в жены, будь ты проклят!
