- Говорится, - ответил я. - А что? Тебя одолевает желание поколотить Инноченцо?
- Нет-нет. Речь не обо мне, а о моей подружке.
- Вот как, - осторожно молвил я. - И в чем же дело?
Он осмотрелся украдкой, убеждаясь, что мы одни.
- Она кусается, - прошептал он.
- Кусается?
- Ну да.
- Кого же она кусает? - спросил я в замешательстве, настолько его слова поразили меня.
- Она кусает меня, - объяснил Джованни.
- О! - Я малость опешил, ибо даже Хэвлок не подготовил меня к случаю с девушками, кусающими плечистых итальянских официантов.
- И почему же она кусает тебя?
- Она говорит - ей нравится мой вкус, - важно сообщил он.
- Так это только хорошо, разве нет?
- Нет. Она кусается больно, - возразил Джованни. - Иногда я боюсь, что она перекусит какой-нибудь сосуд и я истеку кровью.
- Не истечешь. Никто еще не умирал от ласковых укусов.
- И вовсе это не ласковые укусы, - возмущенно ответил он. - Она садизм.
- Садистка, - поправил я его.
- И это тоже.
- Но ласковые укусы - обычное дело, - заверил я. - Это признак обожания, любви.
Джованни еще раз оглянулся - никто не видит? - затем расстегнул рубашку.
- Вот это что - любовь или садизм? - спросил он, обнажая грудь, словно покрытую каракулем, сквозь который можно было рассмотреть аккуратные красные метки от укусов.
Кое-где зубы возлюбленной прокусили кожу, а один укус был даже залеплен пластырем.
- Что ж, - заметил я, - должно быть, это больно. Но я не стал бы называть это садизмом.
- Нет? - гневно осведомился Джованни. - Вы что же хотите - чтобы она сожрала меня?
- А почему тебе в ответ не укусить ее? - предложил я.
- Не могу. Ей это не понравится.
Я убедился, что у Джованни в самом деле есть проблемы и главная проблема заключалась в том, что ему неведомо, что такое настоящий садист или садистка.
- Хочешь одолжить у меня книгу, где говорится о садизме? - спросил я. - Может, поможет?
- Хочу, сэр. - Он просиял. - Я прочту ей, и она увидит, что она садизм.
- На твоем месте я не стал бы читать ей всю книгу, - предостерег я Джованни. - Ты ведь не хочешь, чтобы она взялась за плетки и прочие предметы.
- Я сперва прочту сам, - ответил он, поразмыслив.
- Правильно, на твоем месте я взял бы на себя роль цензора. Я принесу эту книгу вечером, Джованни.
- Спасибо, мистер Даррелл, - сказал он и проводил меня до двери, кланяясь и застегивая рубашку.
Два дня спустя Джованни вернул мне книгу, но вид у него был слегка озабоченный.
- Все в порядке, - прошептал он.
- Отлично, - отозвался я. - И что же у вас произошло?
- Когда я прочел ей то, о чем он пишет, она подумала, что я задумал проделать с ней это. И сразу стала возражать: “Нет-нет, ни за что”. А я ей в ответ: “Откажись от садизма, тогда и я не буду”.
- Она согласилась?
- Ага, согласилась.
- Стало быть, подействовало?
- Сегодня ночью, - он прищурил один глаз, - она была нежная, словно птичка, красивая птичка… совсем ласковая.
- Прекрасно, - сказал я.
- Нет. Теперь она сердится на меня.
- Почему? - удивился я.
- Она была такая красивая, такая нежная, такая ласковая, что я укусил ее, - признался Джованни. - И она говорит, что больше не будет спать со мной.
- Она передумает, - утешил я его.
Однако лицо Джованни выражало сомнение, и к тому времени, когда я уезжал из гостиницы, прекрасная кусака еще не поддалась на его уговоры.
Теперь поведаю о случае с кладовщиком и рабочим, когда я невольно (не без помощи Хэвлока) оказался виновником серьезной стычки; впрочем, все кончилось относительно благополучно, пострадало только меню, когда подгорело главное блюдо дня - овощной суп с лапшой.
Началось все с того, что я открыл кратчайший путь, ведущий к приморским скалам - через подвал нашей гостиницы; до того дня мне приходилось топать не один километр по дорогам. Названный путь пролегал мимо мусорных контейнеров, а потому я нередко встречал кладовщика и кухонного рабочего, славного ирландского парня с ленивой улыбкой, синими глазами, рыжеватой шевелюрой и россыпью веснушек по всему лицу. Прямую противоположность ему являл кладовщик - темноволосый бирюк с угрюмым лицом, которое, впрочем, совершенно преображалось, когда он улыбался. Мне чрезвычайно нравился его голос - низкий, хриплый; в речи кладовщика отчетливо слышался дорсетский акцент. Весть о том, что я представляю собой неисчерпаемый источник познаний о сексе (благодаря Хэвлоку Эллису), просочилась в подвальные помещения, и оба названных симпатичных молодых человека поделились со мной своими затруднениями; первым - кладовщик Дэвид.
- Понимаете, сэр, - начал он, краснея, - она чертовски хороша. И знает, как она мне нравится, знает, что хочу жениться на ней. Однако ничего не позволяет. Ни за что. Но и с другими чтобы я не делал этого, понимаете? Не то чтобы меня так уж сильно тянуло, понимаете? Но я так рассуждаю - либо она станет делать это со мной, либо я найду для этого другую. Все должно быть по справедливости, сэр, вы согласны?
- Она считает, что воздержание усиливает привязанность, - предположил я и тут же пожалел о своих словах, видя, с какой укоризной он смотрит на меня.
- Мне не до шуток, сэр. У меня от этого плохое настроение, честно. Вот я и подумал, может, в вашей книге есть что-нибудь такое, что я мог бы дать ей прочитать? Такое, ну… чтобы настроило ее, что ли.
- Я дам тебе почитать книгу о сексуальном просвещении и воздержании, - пообещал я. - Однако за успех не ручаюсь.
- Конечно, сэр, конечно, я понимаю. Мне бы только сдвинуть ее с точки, так сказать.
И я одолжил ему шестой том.
А затем ко мне обратился рыжий Майкл. У него были точно те же проблемы. Я-то полагал, что мы живем в снисходительном, терпимом обществе, а тут вдруг обнаружил, что персонал гостиницы руководствуется суровыми принципами эпохи королевы Виктории. Юные особы женского пола ревностно охраняли свою девственность.
- Боюсь, Майкл, - сказал я, - тебе придется подождать. Я как раз отдал Дэвиду том, который тебе нужен.
- А, ему… этому недотепе! Я даже не знал, что у него есть девушка. Да у него, небось, и помочиться сил не хватит, не то чтобы…
- Во всяком случае, у него есть девушка, и он страдает так же, как и ты. Так что отнесись к нему с сочувствием.
- Сочувствие - то, чего мне не хватает, - ответил Майкл. - Эта девушка сведет меня с ума. Она погубит мое здоровье. Даже вера моя страдает из-за нее, а это ужасно для ирландца.
