Росли они удивительно быстро, и скоро их пришлось перевести в новую клетку. Заботясь о их развитии, Джереми смастерил для них особую конструкцию, нечто вроде длинной железной стремянки, подвешенной к потолку. По ней было очень удобно лазить, и орангутанги вполне ее оценили. Они так прилежно упражнялись, что их животики вскоре приобрели более нормальные размеры.
Нрав у них был совсем разный. Оскар – настоящий хулиган. При всей его трусости он никогда не упустит случая устроить какое-нибудь безобразие. Вместе с тем он, несомненно, умнее Бали и не раз показывал свою изобретательность. В клетке орангутангов есть ниша с окном. Мы накрыли подоконник досками, и получилась полка, на которой можно было сидеть. Снизу к ней вела стремянка. Но Оскар по каким-то одному ему ведомым соображениям решил убрать доски с подоконника, встал на них и принялся дергать. Естественно, у него ничего не получилось, ведь он прижимал их своим весом. Оскар долго думал и в конце концов изобрел способ снять доски, причем проявил редкую для человекообразных обезьян смекалку. Стремянка кончалась примерно в двух дюймах от дощатого настила. И он сообразил: если просунуть что-нибудь в эту щель и нажать, используя железную перекладину стремянки как точку опоры, получится рычаг. И орудие подходящее под рукой – стальная тарелка! Прежде чем мы обнаружили, что у нас в зоопарке есть обезьяна, применяющая орудия труда, Оскар уже выломал шесть досок, и это доставило ему колоссальное удовольствие.
К сожалению, у Оскара и Бали, как это часто бывает с обезьянами, выработались кое-какие скверные привычки. Так, им понравилось пить мочу друг друга. Причем они настолько обаятельны и делают это так потешно, что нельзя смотреть на них без смеха. Усевшись на стремянке, Оскар пускает обильную струю, а Бали внизу ловит этот нектар открытым ртом и смакует его с видом знатока. Наклонит голову набок и дегустирует, словно пытается определить виноградник и год разлива. Кроме того, они поедают свои испражнения. Насколько мне известно, такие привычки появляются у обезьян только в неволе. В родном лесу обезьяны находятся в движении, моча и кал улетают далеко вниз, на лесную подстилку, сразу исчезая с глаз, так что нет соблазна их отведать. А в неволе, стоит им приобрести такую привычку, и уж потом их не отучишь. Вреда от этого никакого, если не считать, что при заражении какими-нибудь паразитами они, сколько их ни лечи, все время заражаются друг от друга.
Ценнейшее приобретение для нашего зоопарка – две гаттерии (или туатары) из Новой Зеландии. Некогда эти удивительные рептилии были там широко распространены, но на Южном и Северном островах их истребили, и теперь гаттерии можно найти лишь на некоторых мелких островках у побережья. Новозеландское правительство ревностно их охраняет. Очень редко какому-нибудь зоопарку удается приобрести гаттерию. Ненадолго приехав в страну, я рассказал местным деятелям о моей работе на Джерси. Меня неосторожно спросили, какого представителя новозеландской фауны мне больше всего хочется получить. Чтобы не показаться жадным, я подавил желание ответить "всех" и назвал только гаттерию. Министр, ведающий природными ресурсами, сказал, что это вполне осуществимо. Гаттерию я получу. Однако я (хотя дареному коню в зубы не смотрят) ответил на это, что одна гаттерия меня не устроит. Ведь я задумал устроить питомник, а какой же питомник с одним животным? Вот если бы получить пару... Рассмотрев вопрос в надлежащем порядке, власти постановили разрешить мне вывезти самца и самку. Это была настоящая победа! По-моему, из всех зоопарков мира только наш имеет пару этих редкостных рептилий.
Климат Новой Зеландии и Джерси довольно схож. Гаттерий, которых я видел в других зоопарках, держали в клетках с температурой двадцать четыре – двадцать семь градусов. Мне казалось, что это в порядке вещей, но, когда я в Новой Зеландии встретил их на воле, мне сразу стало ясно, что большинство европейских зоопарков делает ошибку, обращаясь с гаттериями как с тропическими рептилиями. Оттого-то их век в неволе обычно очень короткий. Получив разрешение вывезти гаттерий, я твердо решил получше оборудовать клетку и поддерживать в ней привычную для них температуру. Мы принялись за дело сразу, как только Управление природных ресурсов Новой Зеландии известило меня, что гаттерий скоро будут высланы. У нас получилось что-то вроде комфортабельной теплицы длиной двадцать один и шириной одиннадцать футов. Остекленное покрытие позволяло открывать рамы и постоянно вентилировать помещение, чтобы температура не поднималась слишком высоко. Мы не пожалели земли и камней и создали в клетке ландшафт, похожий на новозеландский. Роль нор играли трубы, которые мы вкопали в землю, на случай, если рептилии сами почему-либо не пожелают рыть себе убежище. Закончив работу, мы с нетерпением стали ждать прибытия жильцов.
И вот настал волнующий день, когда мы поехали за ними на аэродром. Гаттерий были надежно упакованы в деревянный ящик. Через вентиляционные отверстия нельзя было разглядеть, живы они или нет, поэтому я всю дорогу до зоопарка пребывал в состоянии мучительного беспокойства. Дома я немедленно вооружился отверткой и принялся открывать ящик. Наконец вывинчен последний винт, я прочел короткую молитву, поднял крышку и увидел на дне ящика благодушно глядевшую на меня пару великолепных гаттерий. По виду гаттерий напоминают ящериц, но анатомически сильно от них отличаются. Их выделяют в особый подкласс. Не изменяются они по сути дела с древнейших времен. Если какое-нибудь животное на свете заслуживает названия доисторического чудовища, так это гаттерий.
У них огромные, лучистые черные глаза и довольно приятная мордочка. Вдоль спины, словно украшение на рождественском торте, тянется гребень из мягких белых чешуи; у самца он больше, чем у самки. Такой же гребень украшает хвост, но чешуи на нем твердые и острые, как у крокодила. Окраска туловища коричневато-розовая со светло-желтыми и серовато-зелеными пятнами. В общем, это красивое животное с чрезвычайно аристократическим видом.
Прежде чем пускать гаттерий в их новую обитель, я хотел убедиться, что путешествие не выбило их из колеи и они будут есть нормально. Поэтому на ночь мы оставили их в транспортном ящике, положив туда двенадцать убитых крысят. На следующий день в ящике, к моему великому удовольствию, не осталось ни одного крысенка, зато на нас смотрела пара дородных и довольных жизнью гаттерий. Было очевидно, что путешествие длиной в несколько тысяч миль – пустяк для животных с такой древней родословной. И мы спокойно перевели их в новую квартиру. Мне приятно сообщить, что гаттерий отлично прижились и совсем привыкли к людям, даже едят из рук. Надеюсь, что в не слишком отдаленном будущем мы порадуем зоологов новым достижением, получив потомство от наших рептилий. Насколько мне известно, пока что ни один зоопарк (не считая австралийских и новозеландских) не смог этого добиться.
Теперь, когда наш зоопарк стал платежеспособным и мы приобрели столько животных, которым грозит истребление, пришло время сделать следующий важный шаг. Чтобы успешно выполнять мой план спасения видов от гибели, надо было заручиться финансовой поддержкой извне и вести все дело на разумной научной основе. Другими словами, следовало превратить зоопарк из частного предприятия в настоящий научный трест.
На первый взгляд, это совсем простое дело; но на практике оказывается все куда сложнее. Прежде всего нужно составить совет из бескорыстных, мыслящих людей, верящих в цель треста, потом обратиться с воззванием к общественности, наладить сбор средств. Не буду вдаваться в скучные подробности той поры, они вряд ли могут интересовать кого-нибудь, кроме меня самого. Достаточно сказать, что мне удалось найти на острове приятных и трудолюбивых людей, которые не восприняли мою затею как бред помешанного. С их помощью был создан джерсейский Трест охраны диких животных. Мы обратились к общественности, и джерсейцы снова выручили меня. Прежде они привозили нам телят, помидоры, улиток и уховерток, на этот раз предложили свои сбережения, и вскоре Трест собрал достаточно денег, чтобы вступить во владение зоопарком.
