– Согласен,— сказал Кинги,— однако Лужа по-прежнему не пришел в сознание, и мы не в состоянии проверить эту точку зрения. Фактически мы не можем предпринять ничего разумного, пока не появится Друм и не очнется Лужа. Полагаю, самое для вас правильное — это идти домой и ждать новостей.
Голова у Питера дико ныла, а вся левая половина лица пылала, как после сильного ожога. Ганнибал взял беднягу за руку, и оба покинули дворец.
– Я просил Одри приехать ко мне к обеду,— сказал он.— Я, конечно, уложу тебя в постель, но, весьма возможно, ты скоро понадобишься. Уж прости мне такой эгоизм. Выпей фунт аспирина, поплотнее пообедай — и будешь здоров.
– Вот именно, аспирина,— согласился Питер,— а потом завалиться бы в постель и отключиться!
Когда Ганнибал привел Питера к себе домой, нашим героем тут же занялась Одри. Она скормила ему фунт аспирина, который он запил прохладительными напитками, и искупала в бассейне, не погружая в воду, естественно, изувеченного лица. Затем последовал спокойный роскошный обед, и к концу его, попивая кофе на веранде, Питер почти полностью пришел в норму. Тогда Ганнибал, оставив молодежь, умчался в город по каким-то делам.
– Не знаю, как ты себя чувствуешь после всего этого, да еще с таким шрамом на лице, а у меня за последние дни просто в голове помутилось,— сказала Одри.— Как вспомню, какой тихой, блаженной жизнью мы жили, пока не открыли эту Долину пересмешников, так прямо выть хочется.
– Я тоже совершенно выбит из колеи,— хмуро сказал Питер.— Я даже задумываюсь, стоило ли вообще открывать эту треклятую долину.
– Ну что ты, Питер! Ты понимаешь, что говоришь?
– Не знаю! А собственно, что она дала хорошего? На улицах — толпы угрюмых вояк, блуждающих, как мартовские коты, и устраивающих друг с другом драки — из-за забастовки в заведении Мамаши Кэри. Церкви пустуют. Гинка и фангуасы готовы перегрызть друг другу глотки. Кинги и Ганнибал не находят себе места. Остров наводнили ужасные люди вроде Брюстера и кучи любителей животных. Действительно, было райское, тихое местечко: ну зачем мы его взбаламутили?
– Да что за вздор ты несешь! — возмутилась Одри.— Фангуасы рады, что вновь обрели свое божество. Видел бы ты доктора Феллугону, когда я рассказала ему о целой роще омбу! Бедняжка, он ударился в слезы и со всех ног кинулся к Стелле, да так, что я не поспевала за ним! Нет, с моей точки зрения, открытие принесло куда больше хорошего, чем дурного!
– Да, похоже, ты права,— сказал Питер.— Хотелось бы только найти выход из тупика, в котором мы очутились.
– Единственная причина, почему мы оказались в этом тупике, заключается в том, что бедняжка Кинги не упускает ни одной возможности, дабы проявить свой демократизм,— сказала Одри.— Ему ведь ничего не стоило надавить на особое совещание по вопросу о плотине, но он всегда стремится отыскать наиболее мягкий способ решения любой проблемы.
– Боюсь, после сегодняшней утренней встречи он перестанет так деликатничать,— хмуро сказал Питер.
Тут к нему неслышным шагом подошел Могила.
– Пожалста, сэ , масса Флокс,— сказал он.— Пришел масса Друм.
– А, Друм! — вскричал Питер.— Как раз вовремя! Пригласи его сюда!
– Да, сэ',— ответил Могила.
Друм скользящим щагом вошел на веранду, сверкнув своей желтозубой улыбкой. На нем была та же самая одежда, в которой Питер видел его в последний раз, и было ясно, что он несколько дней не мылся и не брился. Большой ящик для коллекций, который он нес на своем тщедушном плече, совершенно перекосил его детскую фигурку.
– Профессор Друм,— сказал Питер со всей сердечностью, на какую был способен по отношению к этому неопрятному человечку,— а мы вас так ждали! Его Величество и мистер Олифант горят желанием побеседовать с вами.
Друм сделал неуклюжий поклон.
– А! — сказал он.— Значит, я им понадобился-таки? Что ж! Люди везде одинаковы — в поисках решений обращаются к науке как к последнему средству, хотя заботятся о ней в последнюю очередь!
– Присядьте-ка с дороги да выпейте… Чего вам? Ах да, лимонного сока,— вспомнил Питер.— Ганнибал будет здесь через десять минут.
– Да, хорошо бы лимонного сочку для прохлаждения,— сказал Друм, усаживаясь в кресло, сплетая свои волосатые ноги и ставя себе на колени ящик с коллекциями, который он крепко обхватил руками, словно только что родившегося, и притом хилого, младенца.
– Ура! Смилостивились сильные мира сего! Снизошлитаки до простого человека! — изрек профессор, с жадностью и сипением потягивая лимонный сок.
– Я что-то недопонял вас, профессор,— сказал Питер.
Друм поднял свой длинный заскорузлый палец:
– Мой милый Флокс! Забыл, сколько раз я просил аудиенции у Кинги или Олифанта! Много-много раз! А сколько раз они избегали меня, делали вид, что меня нет? Но мы, люди науки, хоть и отвержены массами, но не считаем это оскорблением. Нет! Мы, ясно мыслящие ученые, прекрасно отдаем себе отчет в том, что миром правят бездари! Поверишь ли, Флокс, но вряд ли во всем мире найдется хоть один политик, для которого биология — не
пустой звук. Многие даже не представляют себе, как функционируют их собственные почки, не говоря уже о чем-то более хитроумном! При слове «эколог» они думают, что это иностранец из какой-то загадочной страны! Биология сводится для них к плотским утехам, которым они обучаются еще за школьной партой! Нужно ли удивляться, мистер Флокс, что последние, к кому наши владыки обращаются за консультацией,— это мы, авторитетные ученые! Вот когда ситуация окончательно запутывается, они и прибегают к нам со слезами, умоляя помочь, как ребенок к папаше со сломанной игрушкой, умоляя починить!
– Видите ли, Друм, на это была масса других причин,— осторожно начал Питер и честно, без обиняков сказал собеседнику, что хоть он и сочувствует ему, но вид у него настолько непрезентабельный, что все шарахаются.
– Как вы заметили, ситуация на острове весьма непростая,— продолжал Друм.
– Как же, заметил,— сухо сказал Питер.
– Открытие, которое сделали вы и мисс Дэмиэн, имеет неоспоримую важность,— заявил Друм, потянувшись за соком, но пронес стакан мимо рта и облил подбородок.— Я имею в виду для будущего Зенкали.
– Вы имеете в виду — в связи с аэродромом? — поинтересовался Питер.
– Ну да, и еще по ряду других причин,— сказал Друм, и глаза его внезапно хитро блеснули.
– Могли бы вы прояснить хоть что-нибудь по поводу вашего открытия? — начал было Питер, но собеседник прервал его.
– Прояснить, говорите? Хоть что-нибудь? Да я все разъяснить готов, все! Наши правители могут спать спокойно,— сказал он и разразился диким, резким смехом.— Я нашел решение проблемы! Пусть они отшивали меня, пренебрегали мною, насмехались надо мной — я непрерывно, неустанно, днем и ночью, скрупулезно разрабатывал свою жилу. Меня переполняло такое вдохновение,
