— Прелестная перспектива, — с воодушевлением произнес Джим, обращаясь к Джеки. — Ты не жалеешь, дорогая, что не можешь лететь с нами? Вознестись в облака в поисках долины, которую все равно не рассмотришь, а когда доберешься туда, искать птицу, которой тоже не разглядишь! Все наше путешествие с самого начала — это сплошные радости и удовольствия. Я бы не променял его ни на что на свете.
Мы отнесли снаряжение на причал, и тут Брайен вдруг объявил, что гидроплан слишком маленький и может взять только двоих пассажиров.
— Ладно, — сказал Крис. — Ты, Джим, забираешь аппаратуру и отправляешься первым…
— Почему это всегда я? — возмутился Джим. — Неужели нет других добровольцев?
— Постарайся побольше снять в полете, — продолжал Крис, пропустив мимо ушей его негодующую реплику, — а там установишь камеру и заснимешь наш прилет.
— А если они забросят меня туда, а потом застрянут здесь? — спросил Джим. — Что тогда? Я один в глухой долине, полной свирепых птиц… ни еды… ни товарищей… а когда-нибудь, лет через десять, вы забредете туда и отыщете в тумане мой белый скелет… старина Джим, скажете вы… ведь ничего был парень… пожалуй, стоит послать открытку его жене. Изверги бесчувственные!
— Не унывай, Джим, — утешила его Джеки. — Если ты отправишься вперед с вещами, в твоих руках будет виски, которое припас Джерри.
— О! — Джим сразу просиял. — Это совсем другое дело. Было бы что поесть, тогда я могу и подождать немного.
Вскоре послышалось какое-то, я бы сказал, брюзгливое жужжание, показался гидроплан и пошел вниз, всем своим видом и гудением напоминая рассерженную стрекозу Он плавно сел на воду, развернулся и медленно приблизился к причалу. Мы принялись грузить снаряжение, а Джим тем временем выяснил у летчика, который из братьев Райт — его брат и верит ли он, что летательные аппараты со временем заменят лошадь. В конце концов мы затолкали сопротивляющего Джима в кабину, гидроплан заскользил по поверхности озера и поднялся в воздух, оставляя за собой след — мелкую рябь и белую пену. Через полчаса самолет вернулся; теперь настала очередь Криса лететь с оставшейся аппаратурой. По словам летчика, условия для посадки и взлета в долине были вполне подходящие, но облака сгущаются, так что лучше пошевеливаться. И Крис полетел к Джиму, а мы с Брайеном ходили по пристани, тревожно поглядывая на облачный покров, который с каждой секундой становился все чернее и гуще. Наконец гидроплан возвратился, мы поспешно заняли места и понеслись по озеру.
Озеро Те Анау — длинное, и мы довольно долго летели над водой, разглядывая крутые лесистые склоны с обеих сторон. Лес был густой, преимущественно буковый, а у бука темная листва, поэтому поднимающиеся к небу горы производили весьма мрачное впечатление. Сделав вираж, пилот прижался ближе к одному склону, и тот сразу показался нам вдвое мрачнее и круче. Я реагирую на полеты, как все нормальные люди; другими словами, твердо убежден, что либо у летчика будет разрыв сердца в критическую минуту, либо оба крыла самолета отломятся — если не во время взлета, то при посадке или на полпути. Но все это относится к полетам на больших машинах. В маленьком же самолете я чувствую себя относительно безопасно — тут примерно та же разница, что между восьмицилиндровым автомобилем и велосипедом. Падая с велосипеда, вы не опасаетесь серьезных повреждений, и я почему-то тешу себя мыслью, что авария на маленьком самолете — пустяковое дело, две-три ссадины — вот и все, что вам грозит. Однако наш летчик все ближе и ближе прижимал машину к горному склону, и я начал сомневаться, в самом ли деле авария на маленьком самолете так безболезненна, как мне всегда представлялось? А затем вдруг случилось то, чего я много лет опасался: летчик потерял рассудок. Сделав крутой вираж, он направил машину прямо на стенку. Сперва я подумал, что мы перевалим через нее, но он упорно вел самолет по прямой. Уже можно было ясно различить макушки отдельных деревьев, они приближались к нам с угрожающей скоростью, и я примирился с мыслью о неминуемой гибели в результате маневров обезумевшего летчика, как вдруг в склоне открылась узкая щель (другого слова не подберешь) и мы ворвались в нее. Это было то самое ущелье, которое служит входом в долину Такахе и связывает верхнее озеро с Те Анау. По обе стороны высились источенные водой утесы с буковым лесом, причем расстояние от стенки до стенки было таким, что самолет только-только помещался. В одном месте деревья почти вплотную подступали к крыльям самолета, казалось, протяни руку — и можно сорвать горсть листьев. К счастью, ущелье было не особенно длинным, через полминуты мы благополучно выскочили из него и увидели перед собой долину.
Долина Такахе тянется километров на пять и представляет собой как бы овал, зажатый между крутыми склонами с густым буковым лесом. Дно удивительно ровное, большую часть его занимает мелкое, спокойное озеро Орбелл. Озеро, естественно, лежит ближе к выходу, откуда мы появились, а в дальнем конце простираются обширные луга, поросшие полевицей. Пролетая над озером, я не мог налюбоваться изумительным видом. Вдали на фоне зловещего темного неба вырисовывались главные вершины хребта Мерчисона, каждая увенчана зубчатой снежной короной; спадающие в долину склоны угрюмого темно-зеленого цвета тут и там оживлялись пятнами более светлой зелени с седым налетом; озеро отливало серебром и казалось лакированным; полевица в пробивавшемся сквозь мрачные тучи жидком солнечном свете была золотистой и ярко-зеленой.
Чтобы сесть на озере, нам пришлось сначала пролететь вдоль долины и развернуться в дальнем конце. Самолет пошел на снижение, и серебристая гладь начала стремительно приближаться, когда летчик, решив, что именно сейчас такого рода информация представит для меня особый интерес, лаконично сообщил, что длина озера около тысячи двухсот метров — в обрез для посадки (разумеется, при условии, что вы не промахнетесь). Малейший просчет — и машина с ходу проскользнет прямиком в ущелье, по которому мы поднимались. Я отлично представил себе эту картину, когда мы коснулись воды и понеслись по озеру, увлекая за собой расширяющийся равнобедренный треугольник серебряной ряби. Метрах в тридцати от берега гидроплан остановился, летчик выключил мотор и улыбнулся нам через плечо.
— Приехали, — сказал он. — Долина Такахе.
Он открыл дверцу кабины, и меня поразила абсолютная, полная тишина. Если бы не слабый плеск воды вокруг поплавков, можно было бы подумать, что ты вдруг оглох. Я даже глотнул несколько раз, решив, что мне заложило уши из-за высоты, до того здесь было тихо. Джим снимал наше прибытие, стоя на берегу в полусотне метров от нас, а мы невольно стали говорить вполголоса; когда же мы приступили к разгрузке, малейший шум казался усиленным во сто крат.
Единственным способом доставить багаж на сушу было тащить его на себе, разувшись и подвернув брюки. Выйти из самолета прямо в воду ледникового озера глубиной почти в полметра — это удовольствие, о котором лично я предпочел бы забыть. Мне и в голову не приходило, что вода может быть настолько холодной, не обращаясь при этом в лед. Мы с Брайеном сделали два захода, пока не перенесли все, и за это время ноги у меня так онемели, что я их абсолютно не чувствовал, словно их отрезали ниже колен. К тому же я уронил один ботинок в озеро, что отнюдь не улучшило моего настроения.
