— Отсюда примерно на полтора километра простирается участок, где мы их обычно встречаем, — прошептал он и добавил: — Если вообще встречаем.
Наше продвижение возобновилось, а уже через несколько метров Боб вдруг замер на месте и направил луч фонаря на землю метрах в пяти от нас. Мы затаили дыхание. Впереди в кустах что-то еле слышно шуршало. Боб стоял неподвижно, только светил во все стороны, будто маяк. По-прежнему слышался шорох, но никто не показывался, и тут внезапно луч фонарика выхватил из мрака одного из самых причудливых зверьков, каких мне когда-либо доводилось видеть. Он был величиной с кролика, с длинным, посапывающим носиком, яркими бусинками глаз и заостренными, как у чертика, ушками. Шерстка грубая, коричневая с желтым отливом, хвост совсем крысиный. Зверек брел по опавшей листве и усиленно что-то вынюхивал; время от времени он останавливался, чтобы поскрести землю своей аккуратной лапкой, — видимо, искал насекомых.
— Кто это? — прошептала Джеки.
— Это длинноносый бандикут, — шепнул я в ответ.
— Не остри, — прошипела она. — Ответь толком.
— Я не виноват, что их так называют, — рассердился я.
А длинноносый бандикут, не подозревая, что моя жена не верит в его существование, между тем вспахивал носом кучу листьев, словно бульдозер какой-нибудь диковинной конструкции. Внезапно он сел и с минуту чрезвычайно энергично и сосредоточенно чесался. Отведя душу, он еще несколько секунд посидел как бы в забытьи, вдруг сильно чихнул и, продолжая вспахивать листья, скрылся в кустах.
Мы прошли крадучись еще несколько сот метров и очутились на лужайке. Здесь нас ожидало второе доказательство того, что лес не такой уж безжизненный, каким он казался. Мы остановились и направили фонарики на кроны ближайших эвкалиптов; неожиданно в лучах света огромными рубинами засверкали четыре глаза. Осторожно ступая, мы заняли более удобную позицию и разглядели тех, кому принадлежали светящиеся глаза. На первый взгляд эти животные напоминали большущих черных белок, но с гладкими хвостами. Они высунулись из дупла, которое образовалось на месте обломившегося сука. Свет потревожил зверьков, они выбрались на ветку, и это позволило нам лучше разглядеть их. Сходство с белкой оказалось чисто внешним. Уши у них пушистые и листовидные, мордочки — круглые, чем-то похожие на кошачьи, с маленькой пуговкой носа. Вдоль боков тянулась кожная перепонка, и, когда зверьки сидели, как теперь, она лежала на их ребрах складками, точно занавеска. Я сразу понял, что это какие-то сумчатые белки, но не знал, какие именно.
— Кто это? — шепотом спросил я Боба.
— Большие сумчатые летяги, — ответил он тоже шепотом. — Самые крупные из сумчатых летяг… их здесь довольно много. Постойте, может, мне удастся заставить их спланировать.
Он поднял с земли палку и направился к дереву. Зверьки с благодушным любопытством наблюдали за ним. Подойдя к стволу, Боб раз-другой сильно ударил по нему палкой, и тотчас любопытство сменилось паникой. Животные заметались по ветке, испуганно вереща, словно две старые девы, обнаружившие под кроватью мужчину. Им было явно невдомек, что не меньше двадцати метров разделяет их и Боба, так что бояться нечего. Боб вновь принялся колотить по стволу; смятение сумчатых летяг возрастало, и наконец одна из них с каким-то кошачьим мяуканьем оттолкнулась от ветки и прыгнула в воздух. При этом она вытянула все четыре лапы, кожные перепонки по бокам расправились и превратились в «крылья», а сам зверек стал почти прямоугольным, если не считать, что спереди торчала голова, а сзади длинный хвост. Поразительно ловко, словно искусный планерист, бесшумно делая сложные повороты, он пролетел над прогалиной и с легкостью бумажного голубя приземлился на другом стволе, метрах в двадцати пяти от первого. Тут и второй зверек последовал за ним таким же манером и сел на то же дерево, чуть пониже. Воссоединившись, они принялись карабкаться вверх по стволу и вскоре исчезли в густой кроне. Полет этих милых созданий произвел на меня сильнейшее впечатление, особенно
— расстояние, которое они покрыли, однако Боб заметил, что это далеко не предел: известны случаи, когда сумчатые летяги одним прыжком покрывали расстояние до ста метров, а шестью последовательными прыжками — до шестисот метров.
Но хотя увиденные нами животные были удивительно интересными, мы еще не выследили главную дичь, а потому продолжали углубляться в лес. Мы продвигались так медленно, описывая кривые в зарослях, что казалось, будто позади уже не один километр, на самом же деле мы не прошли и пятисот метров. Кто-то заметил на дереве еще какого-то зверька, но это была ложная тревога, зверек оказался малой сумчатой летягой. В свете фонарика она и внешностью и размерами очень напоминала сумчатую белку, однако мы сразу ее опознали, как только она прыгнула и исчезла, паря среди ветвей, будто пепел над костром. Шел уже первый час ночи, от холода я не чувствовал ни рук ни ног и с вожделением думал о горящем камине и о чае с виски. Внезапно Боб остановился и осветил молодую эвкалиптовую поросль перед нами, потом быстро шагнул в сторону и опять повел лучом по листве. А когда он поймал нужную точку, мы неожиданно увидели толстую, пушистую сумчатую белку, которая абсолютно невозмутимо лежала на ветке всего в трех-четырех метрах от нас.
Мне уже доводилось видеть этих редких животных в мельбурнской лаборатории Управления природных ресурсов, но это нисколько не умерило моего восторга от встречи с одним из представителей вида в его родном эвкалиптовом лесу. Направив на него свой фонарик, я жадно впитывал все подробности. Зверек лежал боком к нам и мигал своими большими темными глазами, словно давая понять, что яркий свет ему мешает. Немного погодя он попробовал сесть и причесать свои усы, однако опора была слишком узка для такого маневра, и зверек сорвался. В последнюю секунду ему удалось уцепиться за ветку, и он повис, силясь дотянуться до нее задними лапами — точь-в-точь как неопытный и весьма тучный акробат, впервые имеющий дело с трапецией. Наконец он подтянулся и, переведя дух, с озабоченным видом медленно побрел по ветке. Неожиданно зверек с поразительной при такой комплекции скоростью и энергией прыгнул, пролетел метра два по воздуху и легко, как пушинка, опустился на другую ветку. А тут — представляете себе нашу радость! — навстречу из листвы выбежала его супруга. Они взволнованно приветствовали друг друга тоненьким писком, затем она села на корточки и принялась расчесывать шерсть своего повелителя, который воспринял эту процедуру с явным удовольствием. Ни свет, ни наш шепот их нисколько не тревожили, но тут я неосторожно наступил на сучок, и он сломался с таким звуком, словно выстрелила небольшая пушка. Белки замерли в разгар нежного объятия, потом молниеносно повернулись и тремя грациозными прыжками скрылись в сумраке леса. Проклиная свою неловкость, я утешал себя мыслью, как нам повезло, что мы вообще увидели сумчатых белок, и не просто увидели, а минут десять наблюдали их личную жизнь.
Мы возвратились на поляну, где стояли машины, и вошли в домик. И вот уже жаркое пламя гудит над душистыми эвкалиптовыми поленьями, и мы сидим перед огнем и изгоняем холод из окоченевших конечностей с помощью смеси из виски, горячей воды и большого количества сахара. Наконец, когда наши ткани обрели чувствительность, а щеки начали гореть, мы уселись в лендровер и покатили обратно в Мельбурн. Путь предстоял долгий, зато позади был вечер, который я не променял бы ни на что на свете.
