Мой сигнал бедствия возымел действие – дверь распахнулась, и появилась шоколадка Нелли, одетая в пальто. Она явно только что сдала дежурство.
– Господи, – выпалила Нелли, впитывая округлившимися глазами кровавое зрелище. – Господи, вы истекаете кровью.
– Мне тоже так кажется, – отозвался я. – Ты не могла бы помочь мне, милая Нелли?
– Погодите… только не двигайтесь, – распорядилась Нелли и выбежала в коридор. Вскоре она вернулась, и лицо ее выражало крайнее отчаяние. – Я не могу найти их. Не могу найти.
– Что ты не можешь найти?
– Ключи, ключи, – простонала Нелли.
«Видимо, речь идет о ключах от какого-то шкафа, где хранятся кровоостанавливающие снадобья», – сказал я себе.
– Ничего, – попытался я утешить ее, – может быть, найдется что-нибудь еще?
– Нет-нет, – ответила Нелли, – только ключи, чтобы приложить вам к спине.
Ее слова сильно поколебали мою веру в будущее европейской медицины в Африке. На шум явились Лорейн и Зинэ.
– У вас идет кровь носом, – удивленно заметила Зинэ.
– Ага, – подтвердил я.
– Я не могу найти ключи, Зинэ, – не унималась Нелли. – Ты не видела их, Лорейн?
– Ключи? Нет, не видела, – ответила Лорейн. – Какие ключи?
– Чтобы приложить к его спине.
– Может, следует жечь перья перед ноздрями? – осведомилась Лорейн.
– Нет-нет, перья жгут от обморока, – сообщила Нелли, знаток современной медицины.
– Как насчет того, чтобы нарисовать мелом на полу белый круг и принести в жертву черного петуха? – весело справился я.
– Государственная служба здравоохранения не признает таких средств, – совершенно серьезно сказала рассудительная Зинэ.
В эту минуту пришли заступать на ночное дежурство Брида и Пимми. Последняя повела прожекторами своих огромных влажных глаз и мигом оценила ситуацию.
– Живо в постель, – распорядилась она. – В постель, и ложитесь возможно ровнее.
– Но… я… я…
– Кончайте лепетать и ложитесь. Брида, ступай принеси узкий бинт и адреналин. Побыстрее.
Я послушно лег и немедленно обнаружил, что кровь, которая до той поры вытекала из носа, теперь потекла в обратную сторону, грозя задушить меня. Я поспешил сесть.
– Лежать, было сказано, – угрожающе произнесла Пимми.
– Пимми, дорогая, я не могу лежать, – объяснил я. – Я захлебнусь своей собственной кровью.
Пимми привычными движениями подсунула мне под голову пару подушек.
– Так лучше? – осведомилась она. – Да.
Вернулась Брида, неся на подносе то, что было велено. Моя кровать была усеяна окровавленными бумажными полотенцами, вокруг кровати с моим телом сгрудились пять медицинских сестер.
– Поцелуй меня, Неустрашимая, – взмолился я, протянув руки к Пимми.
– Бросьте дурачиться, – сурово сказала она, – и подставляйте нос, чтобы я его закупорила.
И она живо затолкала мне в правую ноздрю около метра марли, смоченной адреналином, действуя так ловко и бесстрастно, словно фаршировала кролика. Затем она крепко сжала мою переносицу двумя пальцами, одновременно прикладывая лед к вискам. Струйки крови с водой намочили мою пижаму, не помогла и марля, кровь брызнула на простыни и наволочки. Пимми засунула мне в нос свежий кусок бинта. Кровать и комната теперь напоминали нечто среднее между скотобойней и салоном маркиза де Сада после званого вечера. Сколько ни манипулировала Пимми марлей, кровь не желала останавливаться. Сестры дневной смены ушли, остались только Пимми и Брида.
– Плохо дело. – Пимми грозно нахмурилась. – Придется мне позвать врача. Лежите тихо. Брида, следи за тем, чтобы он лежал тихо.
С этими словами она вышла.
– Надеюсь, она не за доктором Граббинсом пошла, – забеспокоился я. – Он обаятельный человек, но как врачу я ему не очень доверяю.
– Я тоже надеюсь, – спокойно произнесла Брида.
– Почему? – тревожно осведомился я.
– Ну, не такой уж он хороший врач. По правде говоря, я не пригласила бы его к серьезному больному. В два счета может угробить.
– Вот и у меня осталось такое впечатление, – признался я. – Есть в нем что-то такое, из-за чего мне кажется, что он застрял на уровне коновала, заливающего культю кипящей смолой.
– Невежда, – мрачно молвила Брида. – Думает, что пастеризация – способ обработки лугов, где пасутся коровы.
– И что Листер – фамилия известного композитора, – включился я в игру.
– Наверно, – согласилась Брида. – А Гарвей – фамилия изобретателя хереса.
– И что ангина – нехорошее женское имя?
– Я уж не говорю про пенициллин, – продолжала Брида.
– Магазин, где торгуют пенобетоном?
– Вот именно. Когда-нибудь…
Однако что собиралась изречь Брида, останется неизвестным, ибо в эту минуту в комнате вновь появилась Пимми.
– Поднимайтесь, – распорядилась она. – Доктор Граббинс велел отвезти вас в больницу Ватерлоо, там вам сделают прижигание.
– Господи, – произнес я. – То, чего я боялся. Мне затолкают в правую ноздрю раскаленную кочергу.
– Не говорите ерунду, – сказала Пимми, подавая мне пальто. – Для этого есть особая палочка.
– Палочка? Горящая лучина?Кажется, я пришел к вам за миром и покоем?
– Не будет мира и покоя, пока мы не остановим ваше кровотечение, – деловито возвестила Пимми. – А теперь надевайте пальто. Я еду с вами. Так предписал врач.
– Единственное толковое предписание, выданное им после того, как он получил диплом, – тепло откликнулся я. – И как мы туда поедем?
– Такси, – коротко ответила Пимми. – Машина ждет. Водитель, как мы выяснили вскоре, был ирландец, коротыш с лицом, напоминающим грецкий орех.
– Куда поедем? – справился он.
– Больница Ватерлоо, – внятно произнесла Пимми.
– Ватерлоо… Ватерлоо… – задумался водитель. – Это где же будет?
– У Вестминстерского моста, – пояснила Пимми.
– Ну да, конечно, конечно. – Водитель хлопнул себя по лбу. – Доставлю вас в два счета.
Мы забрались в машину и укрылись одеялом, ибо вечер выдался очень холодный. Некоторое время ехали молча.
– А я-то собиралась сегодня вечером вымыть голову, – вдруг сообщила Пимми с укоризной.
– Весьма сожалею, – ответил я покаянно.
– А, не берите в голову, – успокоила меня Пимми и добавила нечто загадочное: – Я могу сидеть на них.
– Сидеть на волосах? – спросил я, полагая, что речь идет о каком-то новом способе приводить в порядок шевелюру.
