– Ну да, – гордо возвестила Пимми. – У меня длинные волосы. Недавно мне предлагали за них семьдесят фунтов.
– Но с лысой головой вы будете выглядеть отнюдь не привлекательно, – заметил я.
– Я так и подумала, – сказала Пимми, и снова воцарилась тишина.
Машина остановилась перед светофором, и водитель повернулся, чтобы посмотреть на нас. Бело-голубое уличное освещение придавало не совсем обычный вид моему окровавленному лицу.
– Слушайте, у вас там все в порядке? – тревожно осведомился водитель. – Я смотрю, кровища так и хлещет. Может, лучше остановиться, чтобы вы могли прилечь, а?
Я поглядел на осыпаемую крупой гололедицу на тротуаре.
– Нет, спасибо, пожалуй, не стоит, – ответил я.
– Вы не пробовали запихать что-нибудь в нос? – внезапно осенило водителя.
Я объяснил, что моя правая ноздря и без того уже напоминает забитый мусоропровод. И что в больнице мне сделают прижигание.
– Это как делали в старину? – живо заинтересовался водитель.
– В каком смысле? – не понял я.
– Ну как же, человека подвешивали за руки, распинали и жгли.
– Нет-нет, это нечто совсем другое, – заверил я. И добавил: – Надеюсь.
Поднявшись по пандусу (мимо знака, на котором, как мне тогда показалось, должно быть из-за общения с ирландским шофером, было написано: «Не для протестантов»,на самом же деле значилось: «Не для пешеходов»)к входу в больницу, мы живо вошли внутрь и не увидели ни накурившихся хиппи, ни пьяниц, хлебнувших метилового спирта, ни маленьких мальчиков с головой, застрявшей в оловянной миске. Даже в амбулаторном отделении не было никого, кроме дежурной сестры. Она завела нас в какую-то палату и осторожно уложила меня на некое подобие операционного стола.
– Врач придет сию минуту, – сообщила она с таким благоговением в голосе, точно провозвещала второе пришествие.
Вскоре явился некий подросток в белом халате.
– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, – радушно приветствовал меня, потирая руки, юный практикант. – Насколько я понимаю, у вас кровотечение из носа, сэр.
Если учесть, что мои борода и усы затвердели от запекшейся крови, что из правой ноздри продолжала капать кровь и вся моя одежда была покрыта красными пятнами, я не был склонен называть его диагноз особенно блестящим и проницательным.
– Да, – произнес я.
– Ну так, – сказал врач, вооружаясь двумя хирургическими щипцами, – давайте-ка посмотрим, что там у вас происходит, сэр.
Одними щипцами он расширил мою ноздрю до африканских размеров, другими извлек несколько десятков сантиметров пропитанного кровью бинта.
– Так-так, – глубокомысленно заметил он, заглядывая в кровоточащую полость. – Похоже, сэр, у вас там есть кое-что еще.
– Они затолкали мне в нос все, что попалось под руку, – сообщил я. – Не удивлюсь, если в лабиринтах пазух вы обнаружите слоняющихся без дела двух дежурных и одну старшую сестру.
Врач нервно усмехнулся и вытащил из моей ноздри шматок ваты.
– Ага, – произнес он, направив в ноздрю луч маленького осветительного прибора, – вижу, точно. Я нашел место, откуда сочится кровь. Понимаете, сэр, у вас там есть парочка крупных сосудов, за которыми стоит присматривать.
– Спасибо, – сказал я, пытаясь сообразить, как это можно присматривать за сосудом, таящимся где-то в темных закоулках моего носа.
– А теперь, – продолжал врач, – немного кокаина для обезболивания.
Вооружась подобием баллончика с дезодорантом, он прыснул мне в нос кокаином.
– Вот так, – приговаривал он. – А теперь, сестра, подайте термокаутер. Вот так. Не бойтесь, больно не будет, сэр.
Как ни странно, я и впрямь не почувствовал боли.
– Вот так, – повторил врач, выпрямляясь с видом фокусника, выполнившего сложнейший трюк.
– Как, это все? – удивился я.
– Да, – сказал врач, еще раз направив лучик света в мою ноздрю. – Это все. Больше не должно быть никаких проблем, сэр.
– Я вам чрезвычайно благодарен, – молвил я, проворно освобождая операционный стол.
Мы с Пимми вышли из больницы туда, где ожидало наше такси.
– Ух ты, как скоро, – восхищенно заметил водитель. – Я думал, вас продержат там час, а то и два.
– Да нет, они быстро управились, – сообщил я, с наслаждением глубоко, без помех дыша носом.
Машина скатилась по пандусу на улицу.
– Пресвятая Дева, Матерь Божья! – воскликнула вдруг Пимми.
– В чем дело? – испуганно осведомились мы с шофером.
– Мы попали не в ту больницу, – пролепетала Пимми.
– Не в ту больницу? Как это понимать?
– Не в ту больницу? Но ведь вы именно эту назвали, – обиженно заявил водитель.
– Ничего подобного, – возразила Пимми. – На стене написано «Больница Св. Фомы». А нам надо было попасть в больницу Ватерлоо.
– Но ведь вот он – мост. – Водитель показал в окошко. – Вы сказали – мост. Видите, вот он.
Он явно полагал, что в жизни хватает проблем без таких пассажиров, которые запросто меняют местами все лондонские больницы.
– Мне все равно, где мост, – настаивала Пимми. – Больница не та. Это не Ватерлоо.
– Это так важно? – спросил я. – Главное – мне помогли.
– Конечно, но я предупредила Ватерлоо, – объяснила Пимми. – Ночные дежурные ждали нас.
– Между прочим, – задумчиво произнес водитель, – на слух Ватерлоо вполне можно спутать со Святым Фомой, особенно когда сидишь за рулем.
У меня не нашлось адекватного ответа на эту реплику.
Мы возвратились в Абботсфорд, и пока я литр за литром поглощал теплый чай, Пимми пошла объясняться по телефону с больницей Ватерлоо.
– Я сказала им, что это случилось по вашей вине, – торжествующе доложила она мне. – Сказала, что вы малость помешались, что мы усадили вас в такси и вы назвали водителю не тот адрес.
– Большое спасибо, – сказал я.
Ночь и последующий день прошли без приключений, если не считать, что один пациент пытался продать мне стоящий в холле стол якобы в стиле Луи XV, а другой упорно выстукивал азбуку Морзе по моей двери. Но это все были пустяки, и мой нос вел себя замечательно.
Придя вечером на дежурство, Пимми уставилась на меня взором василиска.
– Ну, – осведомилась она, – ваш нос вас больше не беспокоил?
– Ни капли, – гордо сообщил я и не успел договорить, как кровотечение возобновилось.
– Господи! Обязательно надо было ждать, когда начнется мое дежурство? – спросила Пимми. – Почему было не доставить удовольствие дневной смене?
