– Это чистая правда, и музыка действует на нее самым ужасным образом. Однако еще ужаснее она действует на музыку. Мне довелось видеть, как музыкант, дирижировавший «Волшебной флейтой», весь в слезах, припал к флакону с нюхательной солью, словно младенец к соске. Рассказывают также, и я готов в это поверить, что другой дирижер проснулся наутро седой, после того как накануне Урсула присутствовала на представлении «Весны священной» Стравинского. Разве тебе не известно, что когда здесь гастролировала Айлин Джойс, то Урсула, явившись на концерт, так пагубно воздействовала на несчастную пианистку, что та забывала переодеватьсяв паузах?
– Может быть… может быть, виной был просто какой-то недосмотр?
– Недосмотр? Недосмотр! Ты когда-нибудь слышал, чтобы у Айлин Джойс недоставало платьев?
Пришлось признать, что он меня убедил. Хозяин проводил меня до дверей с учтивостью мягкосердечного палача.
– Помни, – тихо сказал он, сочувственно сжимая мою руку, – я твой друг. Звони, если я тебе понадоблюсь. Звони в любое время дня и ночи.
С этими словами он решительно захлопнул дверь у меня перед носом, и я отправился домой, полный тревожных предчувствий.
Однако на другой день я проснулся утром в бодром расположении духа. «Как-никак, – говорил я себе, – Урсула восхитительная девушка, такое очаровательное создание просто не может вести себя так невоспитанно, как это изображал мой друг. Скорее всего, он попытался назначить ей свидание, и она с рассудительностью, равной ее красоте, отшила его». Утешив себя таким образом, я оделся особенно тщательно и отправился на вокзал встречать Урсулу. С ее слов мне было известно, что она живет в Нью-Форест и в Борнмут едет поездом, потому что: «Когда мне нужен наш „роллс-ройс“, папочка непременно куда-нибудь уезжает на нем». Выйдя на платформу, я стал нетерпеливо ждать прибытия поезда. Когда я в двадцатый раз поправлял свой галстук, ко мне вдруг обратилась пожилая леди, одна из столпов местной церкви, каким-то образом подружившаяся с моей матерью. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу и всей душой желая, чтобы старая карга поскорей испарилась, потому что, когда впервые встречаешься с девушкой, которой ты назначил свидание, меньше всего желаешь, чтобы при сем присутствовала критическая благочестивая аудитория. Однако она пристала ко мне как клещ и все еще продолжала рассказывать о последнем благотворительном базаре, когда на станции появился, чуфыкая, чумазый паровоз. Нетерпеливо обводя взглядом вагоны в поисках Урсулы, я не слишком внимательно прислушивался к рассказу о том, что говорил приходской священник.
– И священник сказал: «Я лично, миссис Дарлингхерст, сообщу епископу, как самоотверженно вы трудились во время сбора средств на орган». Конечно, он вовсе не обязан это делать, но он поступил как истинный христианин, правда?
– О, конечно… конечно… весьма… э… мудрый человек.
– И я так думаю. И я сказала ему: «Господин священник, я всего лишь скромная вдовица…»
Мне не пришлось узнать, какими еще секретами своей личной жизни она поделилась со священником, потому что откуда-то сзади до моих ушей донесся звонкий радостный голос Урсулы:
– Дорогой! Дорогуша!Я здесь!
Я развернулся кругом, и сделал это как раз вовремя, потому что Урсула бросилась в мои объятия и впилась своими губами в мои с алчностью шмеля, завидевшего первый в сезоне цветок клевера. Вырвавшись наконец из осьминожьей хватки Урсулы, я попытался найти взглядом миссис Дарлингхерст и обнаружил, что она пятится вдоль платформы с видом пустынника, который стал вдруг свидетелем римской оргии самого дурного пошиба. Я робко улыбнулся, помахал рукой, после чего схватил Урсулу за руку и повлек за собой, на ходу пытаясь стереть с губ около килограмма помады.
На Урсуле было эффектное синее платье, превосходно сочетающееся с ее огромными глазами, и элегантные белые замшевые перчатки. На одной руке висела на ремне необычная корзиночка, похожая на те, в которые кладут припасы, отправляясь на пикник. Должно быть, в этой таре она держала запас косметики, рассчитанный не на один год.
– Дорогой, – сказала Урсула, устремив на меня восторженный взгляд, – я предвкушаювсе это. Такой чудесный день! Ленч наедине с тобой, потом концерт… О-о-о-о! Райское наслаждение!
В это время мы проходили мимо билетных касс, и несколько мужчин, уловив игриво-страстную интонацию, с которой были произнесены слова «райское наслаждение», посмотрели на меня с такой завистью, что я сразу приосанился.
– Я заказал столик… – начал я.
– Дорогой, – поспешно перебила меня Урсула. – Мне позарез нужно в уборную. В поезде не было туалета. Купи мне газету.
С разных сторон на нее устремились удивленные взгляды.
– Потише! – сказал я. – Не надо так громко. Зачем тебе газета? Там есть туалетная бумага.
– Конечно, дорогой, но она слишком тонкая.Я предпочитаю подстелить бумагу потолще, – объяснила Урсула, и голос ее разносился кругом, как звон колоколов в морозной ночи.
– Подстелить? – спросил я.
– Ну да. Я никогда не сажусьпрямо на сиденье. Потому что одна моя знакомая, посидев вот так, схватила скарабея.
– Ты хочешь сказать – скарлатину?
– Да нет же, нет!– нетерпеливо возразила она. – Скарабея. Вся так и пошла отвратительными красными – пятнами. Прошу тебя, дорогой, скорее купи мне газету, я просто умираю.
Я исполнил просьбу Урсулы, и она направилась в женскую уборную, размахивая газетой так, словно разгоняла бактерий. «Интересно, – спросил я себя, – от кого из своих друзей могла она слышать слово „скарабей“ и по какому поводу?»
Через несколько минут она возникла вновь с улыбкой на лице и, очевидно, без бактерий, я затолкал ее в такси и отвез в ресторан. Мы быстро нашли свободный столик, и официант разложил перед нами огромные меню. Памятуя советы моего друга, я живо выхватил меню из рук Урсулы.
– Я сам выберу для тебя блюдо, – объяснил я. – Я гурман.
– Правда? – удивилась Урсула. – Разве ты индиец?
– При чем тут Индия?
– Ну, я думала, что они приезжают оттуда.
– Кто? Гурманы? – все больше удивлялся я.
– Ну да. Разве это не те люди, которые проводят время, созерцая свой живот?
– Совсем не те. Ты подразумеваешь нечто совершенно другое. Ладно, не ломай себе голову, лучше давай я закажу, что нам есть.
Я заказал недорогой, но плотный ленч и к нему бутылку вина. Урсула тараторила без перерыва. У нее было несметное количество друзей, которых, считала она, я должен был знать и дела которых чрезвычайно ее интересовали. Судя по рассказам Урсулы, большую часть своего времени она тратила на то, чтобы перекраивать их жизнь, невзирая на их собственное мнение на этот счет. Голое ее журчал как ручей, и я слушал как завороженный.
– Меня страшно беспокоит Тоби, – доверительно сообщила она мне, уписывая креветки. – Честное слово, беспокоит. Похоже, его гложет тайная страсть к кому-то. Но папочка не согласен со мной. Папочка говорит, что Тоби склонен к алогизму.
