Вероник действительно остановилась.
Рисковать братом она не станет, но это делает ее менее опасной.
– Освободи меня, – прорычал Анри и сильнее вдавил цепи в тонкую шею.
Эрик захрипел, царапая пальцами пол.
– Больше повторять не буду, – немного ослабил хватку, когда мальчишка вцепился ладонями в его запястья. – Сначала ноги.
От магии искажений в стороны полетели искры.
Следом магией ударило в запястья, а потом Анри надавил чуть сильнее и стряхнул бесчувственное тело в сторону – вместе с оковами. Увернулся от мелькнувшего в дюймах от шеи кинжала, вскочил, уходя от нового удара. Молниеносные движения, мелькающие с двух сторон жала. Капли крови, взлетевшие в воздух, слились с алым цветом мира, боли он почти не почувствовал. Только скольжение смертоносного лезвия, которое едва не зацепило горло. Перехватил тонкое запястье, увернулся и сжал, выворачивая резко, под углом. Раздался хруст, но боль ее не остановила. Здоровой рукой Вероник била наверняка – он едва успел перехватить выпавший шаанха и встретить удар второго.
Лезвия скрестились у самого сердца: на миг, потом он ее оттолкнул.
– С дороги.
– Ты не выйдешь отсюда, предатель. – Неестественно зеленые глаза горели отравой ненависти. – И она тоже.
Вероник перехватила кинжал поудобнее, тонкое запястье уже начинало опухать. Кровь из распоротого плеча Анри – у самой ключицы, пропитывала рубашку, намокшая ткань тяжелела и липла к коже. Смотреть в глаза противнику – бессмысленное занятие, важны только движения, каждое из которых может стать для тебя последним. На этот раз он нападал первым, кинжалы звенели, вторгаясь в шорохи быстрых движений и дыхание. Скольжения лезвий перед глазами, короткий взмах, удар, нахлест. Череда смазанных ударов, отраженных с поразительной точностью.
Тени, скользящие по камере.
Браслет налился тяжестью и горел даже сквозь пелену мглы.
Он не мог его видеть, мог только чувствовать, как прожилки тьмы одна за другой втекают в золото. Отслеживал только ошибки Черной Лозы, которых почти не было. На ходу просчитывая тактику боя. Позволил себя зацепить – лезвие вскользь царапнуло ребра, рана на груди раскрылась, мгновенно наливаясь кровью. Миг, когда Вероник снова шагнула вперед, стал для нее последним.
Удар под вскинутую руку.
Один. Точно в сердце.
Она рухнула на пол, Анри метнулся в коридор и замер: в этой части подземелий ему бывать не доводилось.
Куда бежать? Сколько времени он потеряет, плутая по лабиринтам?
Шагнул направо, но перед глазами полыхнули огненные искры.
Чуть выше, над головой. За спину. И дальше, удаляясь все быстрее.
Словно кто-то нес невидимый факел, ударяя им о стену.
Словно кто-то указывал ему путь.
На какое-то время комната утратила очертания, превратившись в сгусток раскаленной боли. Ядовито-зеленой, как глаза Вероник. Она вышла, но еще несколько минут назад обвивающий мое тело хлыст остался. Четким было только лицо Эльгера, холодный жестокий взгляд. И свернувшаяся кольцами змея в его руках.
Лицо было залито слезами, и от них щекам становилось холодно.
– Мне повторить вопрос, леди Тереза?
Говорить дальше – значит, предать всех, кто мне дорог.
Винсент тоже будет на той презентации.
Жером и Мэри, Гийом. Ивар…
Никого не оставят в живых, когда случится переворот.
Матушка, Лави и Луиза. Что с ними станет, если его светлость все-таки доберется до брата?
Эти мысли ввинчивалась в мозг раскаленными жалами.
– Мне нечего вам сказать.
По спине струился липкий пот. Бросало то в жар, то в холод, кончики пальцев пронзало искрами смерти. Смерти, которая сейчас не могла помочь.
– Скажете. Расскажете все. – Эльгер отошел в сторону, расправляя хлыст. – Это вопрос времени.
Ядовитый кончик с шипением ужалил пол, и я вздрогнула. Мысленно, потому что по-прежнему напоминала безвольную куклу. Отголоски боли прокатывались по телу, заставляя сжиматься и умоляя о том, чтобы это не повторилось. Там, где хлыст прошелся по коже, горели клейма магических ожогов. Горели так, что мутился разум.
– Знаете, как мааджари наказывали предателей? Лишали магии. Если после выгорания маг не сходил с ума, его приковывали заклятием к скале над морем. Он умирал от солнечных ожогов и жажды.
Свернув хлыст, он вздернул меня на ноги потоком магии.
– Уверен, рядом с мужем вы станете более разговорчивой.
Пространство разомкнулось, словно кто-то провел по нему ножом. Ядовито-зеленая рана раскрылась, источая болезненное сияние, и меня увлекло в разрыв. Голова закружилась, но Эльгер помог удержаться на ногах. Плетение рассыпалось прахом, только бледно-зеленые искры напоминали о том, что мы шагнули в портал.
Роскошный холл показался миражом. Холл, где должно встречать гостей и обмениваться комплиментами. Почти точная копия того, в котором я стояла вчера. Вот только двойная лестница уводила вниз, а на стене висело полотно: женщина, с одной руки которой текла золотая мгла, с другой – мощь магии смерти. Над ее головой пылал полукруг с расходящимися от него лучами. Пылал в прямом смысле, средоточие магических светильников и умело положенные краски давали этот жутковатый эффект. Сразу за лестницей стрелы коридоров натянулись вправо и влево: моему взгляду представился подземный замок. Под Шато ле Туаре находился его тайный двойник.
– Лайана, прародительница мааджари, – заметил Эльгер. – Людьми значительно проще управлять, когда они осознают всю мощь твоего величия. В основе любого начинания должна быть идея. Вы наверняка читали о Зеркальном городе.
Если верить легендам, «полубоги» воссоздали под землей точное отражение своего поселения, как символ того, что мир их отринул, в подтверждение своего могущества и богатства. Впрочем, сейчас я уже не могла с точностью сказать, что вымысел, а что нет. Стилизация под витраж, картины с изображениями сюжетов из легенд мааджари, знакомых мне с детства. Страшные сказки, в которые я погружалась с невиданным для ребенка любопытством, оживали на глазах.
– Вы зря упрямитесь, леди Тереза. Граф так или иначе предстанет перед судом мааджари. Решившись на предательство, он поставил под угрозу не только меня, но и дело всей моей жизни. Всех нас.
Лицо Эльгера исказилось – уголки губ стремительно ушли вниз, крылья носа дрогнули, превращая лицо в хищную маску, обнажая истинную суть его светлости. Гораздо более уродливую, чем моя смерть.
– В ваших силах облегчить его и свою участь. Расскажите мне все, и вы оба умрете быстро. Принципиальность хороша только в тех случаях, когда не тянет на дно.
Боль по-прежнему жгла, но разум понемногу прояснялся. Магия отступала. Неумолимо, но отступала, подчиняясь моей воле.
