– Ты бессовестный…
– Извращенец?
– Обманщик. Давно ты открыл глаза?
– А это имеет значение?
– Это было нечестно!
– Было. Но я не могу на тебя насмотреться. Особенно когда ты дрожишь и кусаешь губы…
– Замолчи, – выдохнула хрипло.
– Когда выгибаешься подо мной…
Муж провел пальцами по моей груди, не касаясь соска.
– Или когда стонешь мое имя.
Я ненадолго пришла в себя, когда Анри подал мне руку и повел к ванной. Осторожно ступая между расставленных по полу свечей, чувствовала теплую плитку. Вода сомкнулась, обволакивая нас, к запаху курительных трав теперь примешивался легкий аромат лепестков Риавары. Мы оказались лицом к лицу, и сдерживаться больше не было никаких сил. Муж потянулся к моим рукам, и наши пальцы переплелись, за миг до того, как я приподнялась – позволяя прохладе пробежать по спине, а после опустилась на него. Закусив губу, скользя телом по телу, медленно стекала вниз, чтобы вместе с Анри прочувствовать каждый миг первого слияния.
Тело плавилось, несмотря на воду. Мы снова ненадолго замерли – лаская друг друга взглядами, а после я так же медленно приподнялась. Почти касаясь губами его губ, непростительно близко.
– Мне тоже нравится на тебя смотреть, – прошептала, не отнимая взгляда. – Когда ты еле сдерживаешься, чтобы не запустить пальцы мне в волосы, заставляя запрокинуть голову…
Снова подалась наверх – самую чуточку, отмечая, как напрягаются его плечи, и так же дразняще легко двинулась вниз, немного. В единении наших тел, в этой близости рождалось сладкое, влекущее наслаждение: немалых усилий стоило удержаться на этой грани. Только потемневший взгляд мужа и удержал – ненадолго, чтобы добавить:
– Или не подхватить под бедра, чтобы оказаться внутри еще глубже… насколько это возможно…
Повторяя свои слова, приподнялась еще, продолжая нашу сладкую пытку.
А после опустилась, перехватывая губами стон и вжимаясь ноющими от возбуждения сосками в его грудь. Анри прорычал нечто невразумительное, но так и не двинулся, позволяя мне задавать ритм. Наслаждение текло по венам, сплетая нас воедино, и мир раскачивался перед глазами. Четким было только лицо мужа, и капельки воды, блестящие на наших телах. И сбивающееся, сливающееся дыхание – тоже одно на двоих, и сладкая вспышка в самом низу живота, и еще несколько быстрых движений, рождающих пульсацию внутри, и сила сдавивших мои руки пальцев.
И громкое рычание:
– Тер-реза…
И тогда, по-прежнему чувствуя его внутри, я позволила себе расслабленно откинуться на грудь мужа.
Лежать так было уютно. Вода начинала понемногу остывать, но он согревал меня, обнимая руками и ногами. Намокшие пряди моих волос облепили нас обоих, в них запутались лепестки с бледно-голубыми прожилками. От них по белому шелку растекался едва различимый цвет, словно рисунок бросили в воду. Тело казалось легким, словно пушинка, а счастье – бескрайним, и ничего за его пределами не было. Узоры, бегущие по телам от сплетения рук – символ нашего единения, сияли так, что свечи напоминали лесных светлячков рядом со вспыхнувшим в ночи солнцем.
Я подняла руку, рассматривая их.
– Как так получилось? – спросила то ли мужа, то ли себя. – Настолько… сильно?
– Не знаю, – Анри покачал головой. – Тебя это пугает?
– Не знаю, – эхом отозвалась я. – А тебя?
– Нет, – ответил он. – Теперь уже нет.
15
Каждый раз, когда оказываюсь в поезде, вспоминаю встречу с Иваром. Казалось бы, именно первое путешествие на «Стреле Загорья» должно произвести на меня неизгладимое впечатление, но тогда я была в таком состоянии, что не замечала ни роскоши купе, ни вышколенных проводников, ни стремительно проносящихся за окном видов. А вот обратная дорога на простом паровозе запомнилась мне куда лучше. И почему-то я не могла перестать думать о Раджеке. Как он вообще умудрился пролезть в мое сердце? И не только пролезть, но и прочно там обосноваться.
Единственный друг.
Надеюсь, у него сейчас все хорошо, где бы он ни был.
– До сих пор не могу поверить в то, что я на это согласился, – хмыкнул Анри, взбивая подушки.
Я покосилась в окно, но там было так темно, что смотреть не на что: вместо леса лишь смутные очертания, а дорога представляла собой разлитые кем-то в спешке чернила. Вглядываться в эту бесконечную кляксу – бесполезное занятие, поэтому я просто опустила шторки.
– Ты же не мог бросить меня одну, – заметила я, хитро глядя на него, и поймала подушку, которой в меня прилетело. – Только не с твоим великодушием.
В меня прилетело второй, и я обе спрятала за спину. А вот пусть теперь спит без подушки!
– Мне кажется, графиня, или в твоих словах звучит явная издевка?
– Тебе кажется, – я показала ему язык.
– Ты в курсе, что это противозаконно?
– Это было противозаконно несколько сотен лет назад. Сейчас в мире нет некроманта, который на такое способен.
Анри хмыкнул.
– Вот как ты заговорила, женушка.
Я пожала плечами.
– К тому же, я не собираюсь делать это при свете дня на глаза скорбящих родственников.
На самом деле мне было настолько не по себе, насколько вообще возможно. То, что я могу поднять мертвеца, еще не значит, что для меня это легко и просто. Этот разрыв грани между мертвым и живым, обращение к силе, природа которой чужда нашему миру. Нечто похожее я испытала во время схватки с Евгенией. Теперь же оставалось только надеяться, что мне не придется «нырять» так глубоко, чтобы вытащить Джолин Эруа и заставить ее рассказать правду о последних днях Катарины Эльгер. По-хорошему, не факт, что вообще получится. Слишком долго она пробыла по ту сторону.
– Волнуешься? – Анри опустился рядом и приобнял меня за плечи.
– Ни капельки.
– Волнуешься, – заключил супруг и продемонстрировал свой браслет.
Ну и ладно!
– Ты можешь отказаться, Тереза.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что я дала слово.
– Ты дала слово лжецу и игроку, каких свет не видывал. – Анри нахмурился и привлек меня к себе так, словно не собирался отпускать вообще никогда. – Перед тем, как его приговорили, Эрик обещал уничтожить все, что мне дорого. Тогда меня мало волновали его угрозы, но сейчас, когда есть ты и Софи…
Я повернулась к мужу, заглянула ему в глаза.
– Он многое пережил, Анри. Он мог измениться. Особенно после того, что ему довелось испытать.
– Только не Эльгер.
– Ты сейчас говоришь так, потому что ненавидишь их всех.
