– Мы не можем опровергнуть статью, но можем попытаться доказать, что все это тщательно спланированная провокация.
– Спланированная кем?
– Сыном Эльгера, разумеется. Я достаточно терпел его выходки, но теперь… Для начала все станет известно его отцу.
– Анри, нет.
– Это дело его рук, Тереза. Кто еще мог дать рекомендации в Маэлонский Фонд?
– Да кто угодно! О Евгении ты не подумал?
Мысли о графине рождали не самые приятные чувства. Я представила ее трепыхающейся на натянутых нитях тьмы, и стало немного легче.
– Евгения заперта в Мелузе.
– Тем не менее, у нее могут быть сообщники. Тот же Альмир…
– Она не настолько глупа. Его величество Альтари на нее зол до трясучки, так и с головой можно распрощаться.
– А Эрик? Неужели ты думаешь, что собираясь провернуть такое, он бы доверил нам свою тайну?
– Спрошу по-другому: кому действительно выгодно нас утопить? Этим выстрелом он бьет сразу по двум мишеням, мстит мне и рушит планы Симона.
– Я видела его глаза, когда он смотрел на Джолин. Для него это действительно важно, а еще…
А еще я чувствовала: боль, отчаяние, бессильную злобу, не имеющую к нам никакого отношения. Не знаю, как, не понимаю, почему. И не уверена, что хочу это знать. Но не все в этом мире поддается объяснениям.
– Он прекрасный актер, а ты видела то, что хотела видеть.
– Тебе не кажется, что ты готов его обвинить, только потому что…
– Потому что?..
– Потому что вы двое терпеть не можете друг друга!
– Прости, что я не готов доверить ему свою жизнь после того, как он только чудом не убил тебя и моих друзей.
– Это осталось в прошлом!
– Люди не меняются так быстро, Тереза.
– Анри, ты же сам говорил, что…
– Я ошибался.
– Ошибаешься ты сейчас. Пожалуйста, не делай поспешных выводов. Позволь мне поговорить с ним.
– Нет.
Это прозвучало как приказ.
– Нет? – я приподняла брови. – То есть снова запрешь меня в Лавуа?
– Если потребуется.
– Мы столько говорили о доверии. Неужели мы так ему и не научились?
– Я больше не стану тобой рисковать. Жером прав, это не женские дела. И если Эльгер не способен держать сына в узде, возможно, это стоит поручить кому-то другому.
Взгляд Анри сейчас напоминал кардонийскую сталь в огне. Крючья браслета впились в запястье, с каждой минутой обжигая все сильнее. Да он действительно готов бросить вызов Эльгерам! И всему миру.
Подошла ближе, заключила его руки в ладони.
– Это касается нас двоих, и решение мы должны принимать вместе.
– Так же, как ты в Шато ле Туаре?
Я отшатнулась.
Смотрела на него в надежде, что он скажет что-то еще, но Анри молчал. Даже в лице не изменился.
– Если пойдешь к Эльгеру, – сказала негромко, но твердо, – перечеркнешь все, что между нами было.
Развернулась и вышла, оставив его наедине с газетой. Не знаю, куда подевались Жером и Гийом, но я была рада: видеть их сейчас совсем не хотелось. Пусть ругаются, пусть спорят до хрипоты, пусть решают свои мужские дела.
А мне пора дочку укладывать.
Мы с Кошмаром на пару ожесточенно драли: он – мягкий пушистый ковер, что в другие времена ему строжайше запрещалось, я – волосы щеткой. От ковра во все стороны летел пух и шерстинки, от моих волос – искры. Кот нагло пользовался тем, что мне сейчас не до ковров, а я просто не знала, как еще справиться с волнением. Вот и доставалось волосам, которые, кстати сказать, прилично так отросли. Пусть и не до прежней длины, но уже к тому приближались: в детстве няни и гувернантки только диву давались, как у меня это получается. Не знаю, как, но волосы и впрямь росли с небывалой скоростью.
За окном царила темень. Еще бы, ночь уже перевалила на вторую половину, хотелось забраться под теплое одеяло и свернуться клубочком, но вертеться юлой и протирать дыры в простынях не хотелось от слова совсем. Поэтому я продолжала расчесывать волосы, мечтая о хлебе с ветчиной. Просто это было последнее, что мне сегодня удалось перехватить из еды, бегом и на кухне. Тогда я запихнула в себя пышный мягкий хлеб и сочное мясо, даже не почувствовав вкуса… Дура! От ужина отказалась, потому что кусок в горло не лез, теперь вот искренне об этом жалела.
Негромко хлопнула дверь, но я не обернулась. Зато щетку приложила о туалетный столик так, что он чудом не треснул.
– Кошмар!
Кот напоследок деранул ковер и метнулся в сторону, с оглушительным мявом уворачиваясь от запущенного в него сюртука. Предполагалось, что он накроет его на месте преступления, но Кошмар оказался проворнее. Влетел серой молнией под кровать и забился поглубже, на всякий случай.
– Ха-ха! – победно воскликнула я, когда увидела, что Анри промазал. Но по-прежнему не обернулась.
– Тереза.
Муж прошел в комнату и нарисовался за моей спиной в зеркале, и я повернулась боком. Делая вид, что рассматриваю виньетки на шелковистых обоях.
– Тереза!
Он зашел с другой стороны, и я снова крутанулась на стуле.
– Прости меня.
– Вот с этого, – я резко развернулась и указала на него щеткой, в которую снова вцепилась, как в бревно на горной реке, – и стоило начинать.
– Я был на взводе. Но это меня совершенно не оправдывает.
– Вот именно!
Совесть цапнула меня за сердце: выглядел Анри уставшим и осунувшимся. И так хотелось подойти и обнять… что я и сделала, и только потом поняла это. Когда уже стояла, прижимаясь к мужу. Согревая, оплетая руками, пряча лицо у него на груди. Что-то я в последнее время стала подозрительной мягкой, как покойник на вторые сутки.
– О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил муж.
Я сказала, и он со вздохом покачал головой.
– Почему ты не могла подумать, как шапочка крема на бисквите?
– Я что, похожа на крем на бисквите?
– На покойника ты похожа еще меньше, что меня несказанно радует.
– Меня тоже.
Мы помолчали. Долго. Потом Анри со вздохом признался:
– Я есть хочу.
– Я тоже, – ответила я.
Словно в подтверждение моих слов, в животе громко заурчало.
– Может, совершим набег на еду? – предложил муж.
– Я в халате.
– Ну мы же не в королевский дворец собрались, а всего лишь на нашу кухню.
Я только рукой махнула.
