– А ты как думаешь?
– Что ты самая невыносимая… Ай. – Я больно цапнула его за палец. – Самая желанная и родная на свете.
– Так-то лучше. – Сказала я и поцеловала укушенный палец.
Не волноваться перед встречей с родителями Анри, пусть даже они не были его родителями по крови, я не могла. Зато это отвлекало от других, совершенно ненужных мыслей. Например, о том, что сложись все иначе, послезавтра мы бы выезжали в Энгерию. Вместо нас в Энгерию выехали подарки, которые я надеялась вручить лично и которые наверняка будут тщательно проверяться на границе. Да еще письмо матушке, в котором я долго подбирала слова, просила не беспокоиться и понять, что я не могла поступить иначе. Говорила, что я безумно их всех люблю и обязательно сообщу адрес, когда мы устроимся на новом месте.
Поразительно, сколько чувств можно уместить в рукописных строчках. Раньше у меня так не получалось.
– Тереза, ты обязательно их увидишь. Обещаю.
– Знаю, – сказала я и потерлась щекой о его ладонь.
Но думать о том, когда это случится, я не могла. Только не сейчас.
Мне хватило прощания с Мэри и ее дрожащего голоса: «Миледи, мы же еще увидимся?» – «Разумеется», – искренне возмутилась я. Хотя когда наступит это самое «еще», пока представляла смутно.
Ладно. Главное, что у них все хорошо.
Лави присмотрит за Демоном, а на Луни я перед отъездом набросила заклятие, постоянно поддерживающее в нем жизнь через смерть. Так что ему ничего не грозит.
Вздохнула и повернулась в руках мужа. Похоже, в этом поезде спят все, кроме нас.
– Все будет хорошо? – спросила у Анри.
– Обязательно.
– Я сейчас про девочек в Равьенн.
Формально в мое отсутствие управлять школой будет мадам Арзе, но я все-таки оформила доверенность о подписи бумаг на камердинера. Настояла на том, чтобы мне регулярно пересылали отчеты, а еще попросила Жерома изредка наведываться с проверками, чтобы никому не пришло в голову продолжить славную традицию воспитания в девушках благих качеств в стиле мадам Горинье.
– Жером проследит, чтобы их не обижали.
Софи засопела громче, и мы притихли. Молчали до тех пор, пока дочь не перевернулась на другой бок, завернувшись в одеяло, как бабочка в кокон. В поезде было прохладно: даже Кошмар, который сидел уже несколько часов, наблюдая за возней Лилит в клетке, все-таки решил покинуть наблюдательный пост. Запрыгнул к нам на кровать, повозился у меня в волосах, запутывая их еще больше, и окончательно устроился в этом гнезде на ночлег. Нет, все-таки стоит заплетать перед сном косу, пока из меня все волосы не повыдирали.
На этой мысли, под равномерный убаюкивающий стук колес, я провалилась в сон.
Софи вцепилась в поручни и отказывалась уходить с палубы. Несмотря на яркое утреннее солнце, желающих прогуляться или просто полюбоваться видами было немного. Она же с восторгом вглядывалась в ярко-синие, идущие бурунами волны, подставляя лицо колючему, перехватывающему дыхание ветру. Рядом попытался влезть на перекладины мальчишка, но был схвачен отцом за ухо, оттащен в сторону и награжден подзатыльником. Паром покачивало не сильно, но ощутимо, Анри то и дело смотрел в сторону закрытой части палубы, где осталась Тереза. Ей морское путешествие нравилось гораздо меньше, чем Софи – через час после отплытия жена была уже зеленого цвета, и подниматься из кресла категорически отказывалась.
– Софи, пойдем.
Он протянул девочке руку.
– Нет. Нет, нет, нет, ну пожалуйста, еще чуть-чуть!
Она обернулась, придерживая шляпку, хотя ленты под подбородком были плотно завязаны. Сделала большие глаза и выразительно посмотрела на него.
– Софи. Тереза там одна.
– А можно я побуду здесь одна?
Анри нахмурился – при желании, конечно, можно было разместиться так, чтобы ее видеть. Поручни здесь высокие, не то что на первом этаже, да и народу немного, в толпе не затеряется.
– Если ты пообещаешь быть здесь и не вставать на поручни.
– Обещаю! – Софи запрыгала на месте, хлопая в ладоши. – Обещаю-обещаю, обещаю.
Глаза ее сияли – судя по всему, море нравилось ей ничуть не меньше обещанного снега. Бескрайний простор, подернутый кружевом пены, сливающийся с горизонтом. Зимнее солнце слепило, бликами искрилось в воде, придавая волнам сказочный насыщенный цвет, совсем как в детских книжках с яркими картинками.
– Смотрите у меня, мадемуазель, – Анри поцеловал дочь и направился туда, где отдыхала Тереза.
Здесь было тепло, если не сказать душно. Столики с креслами расположились по всему залу, между ними сновали юркие темноволосые стюарды, разносящие завтраки. Несмотря на достаточно дорогие билеты, свободных мест не было – самый быстрый способ добраться из Тритта в Лацию оценили все. Позвякивали приборы, над просторным светлым салоном разносились негромкие голоса. Это был один из тех новомодных двухпалубных паромов, о которых писали в газетах. Отправлялся он раз в два дня, нижняя палуба предназначалась для пассажиров попроще, верхняя – для тех, кто мог себе позволить более комфортабельное путешествие. Хотя судя по лицу Терезы, сейчас она готова сидеть прямо по центру нижней, в толпе – лишь бы качало меньше.
– Совсем плохо? – спросил он, устраиваясь в соседнем кресле и накрывая ладонями ее ледяные руки.
– Нормально, – выдавила она.
– Прости, что втянул тебя в это.
– Я сама втянулась.
– Я про паром.
– Я тоже. Ты же не тащил меня сюда за волосы, я сама поднялась. По трапу.
Анри невольно улыбнулся. Чем дальше, тем больше он поражался силе этой женщины. Чем дальше, тем отчаяннее хотел, чтобы у них была самая обычная жизнь – та, от которой он всеми силами отгораживался долгие годы. И знал, что сделает все от него зависящее, чтобы вернуть ей все это.
– Где Софи?
– Осталась на палубе, – он указал за стеклянные двери, где дочь по-прежнему торчала у поручней, словно приклеенная. – Увести ее не было никакой возможности.
– Она умеет быть настойчивой.
На застеленном столе остывал нетронутый завтрак, и вид у жены был такой, словно само слово «еда» вызывало у нее желание сигануть за борт. Поэтому он кивнул стюарду и, пока тот шустро собирал все на поднос, просто смотрел на Терезу. Даже сейчас она умудрялась улыбаться – бескровные губы на лице, которое по цвету напоминало ее платье, подрагивали. Словно она силилась сдержать смех. Такой редкий в последнее время, но такой заразительный.
– Что?
– Ничего.
– Ничего?
– Просто ты такой… трогательный, когда за меня волнуешься.
– Какой-какой?
– Трогательный, – жена подалась вперед, слабо сжимая его руки. – Так бы и трогала. – Подалась вперед и добавила уже шепотом: – Везде.
