– Поклянись! – упрямо сказала дочь.
Я удивленно отстранилась, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Пожалуйста, Тереза. Я… я боюсь.
– Чего ты боишься?
Софи сжала губы, но потом все-таки вытолкнула, через силу:
– Что вы снова отдадите меня в приют, и я больше вас не увижу. Наверное, стоило бы. Из-за меня одни только проблемы…
Ох.
Так вот почему она ничего не сказала перед отъездом. Боялась, что нам придется задержаться из-за нее. Боялась, что станет обузой. Что мы захотим от нее избавиться. Всевидящий! Неужели она всерьез так думает? Неужели все из-за слов Винсента? Или мы сами дали ей повод так думать? Но чем и когда?
– Софи! – воскликнула я так громко, что сама вздрогнула. И добавила уже мягче: – С того дня, как ты появилась в моей жизни, я уже не могу представить себе ее без тебя. Без тебя, родная моя, без твоей улыбки…
Поднесла ее руки к губам и поцеловала.
– Без твоих сияющих глаз. Я люблю тебя. Мы с тобой связаны, слышишь?
Девочка подняла глаза.
– Пусть не по крови, но сердцем. А эти узы гораздо крепче любых других. И точно так же мы связаны с Анри.
Странно, наверное, мне надо было проговорить все это вслух. Для нее, да и для себя тоже. Мне даже Франческу убивать расхотелось. Да что там, убивать – даже думать про нее, время на нее тратить – и то. По сердцу растекалась нежность, а внутри тепло. Тепло от осознания того, насколько я их люблю. А совсем скоро в нашей семье будет бесценное прибавление, крохотное сердечко которого бьется во мне.
– Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла. Чтобы со всеми своими страхами ты могла прийти ко мне. И вместо того, чтобы молчать, уперла руки в бока и сказала: куда это вы собрались, у меня через несколько дней Рожденье. Почему ты промолчала?
Софи опустила глаза и нахмурилась.
– Эй, – мягко взяла ее за подбородок. – Мы же договорились быть откровенными друг с другом.
– Потому что теперь, когда у вас будет свой ребенок… вам будет не до меня.
Во мне кончился воздух. На миг показалось, что даже сердце перестало биться.
– Что ты сказала? – Голос предательски сел.
– То, что ты слышала! – выкрикнула девочка. А может быть, просто громко сказала, но мне почудилось, что это слышал не только Анри, но и вся улица. – Карты говорят, что…
– Продолжаешь верить картам? – мне все-таки удалось взять себя в руки. Хотела, чтобы прозвучало беспечно, но вышло холодно, непростительно холодно, и Софи отпрянула.
– Да! Я им верю! Верю, Тереза.
В горле пересохло, в груди растекался холод. Я не представляла, что делать: с минуты на минуту сюда войдет муж, и тогда… Всевидящий!
– Вынуждена тебя разочаровать: на этот раз твои карты ошиблись.
– А вот и нет!
– Замолчи. – В голосе зазвенела сталь. – Достаточно с меня гаданий. Ты немедленно отдашь карты и больше к ним не притронешься.
– Нет!
Софи сгребла их с покрывала и подтянула к себе.
– Софи, – я протянула руку. – Отдай мне карты.
– Не отдам! – девочка прижала их к груди. – Почему ты не признаешься, Тереза? Ведь это прав…
Изнутри плеснуло холодом. С силой рванула карты из ее рук, и в этот миг с пальцев сорвалась тьма. Я даже не успела ничего сделать: бумага обратилась в тлен и осыпалась на покрывало. Потянула на себя щупальца тьмы, глядя, как кружится уцелевший уголок, и как Софи меняется в лице.
– Софи, я не…
– Не тронь!
Дочь больно вцепилась ногтями в мою ладонь, как дикая кошка. А потом оттолкнула мою руку, сорвалась с кровати и стремглав бросилась к дверям. Внутри бушевала сила, которую я тщетно старалась удержать. Мир перед глазами менялся, то обретая краски, то покрываясь серым налетом грани. Тьма снова рвалась на свободу, к горлу подкатил ком, вместе с желудком.
Резкий звук открывшейся за спиной двери, голос мужа:
– Софи, что случилось?
И крик дочери:
– Пусти меня! Ненавижу ее! Ненавижу!
Последнее, что я запомнила – яркую вспышку перед глазами. Мне все-таки удалось запечатать тьму до того, как Анри шагнул в комнату.
В комнату, которая закрутилась каруселью, перевернулась, и я упала в этот водоворот.
32
«Моя дорогая,
Это письмо я пишу в вашей комнате, где все напоминает о вас.
Год назад я и представить не могла, что наша жизнь настолько изменится. Что вы окажетесь так далеко, что я не смогу видеть вас и встречаться, когда мы обе того пожелаем».
Матушкины письма, как и ее разговоры, всегда отличались лаконичностью. Она все держала в себе, а то, что открывалось для других – представлялось крайне сдержанно, на грани вежливости и тех допустимых чувств, что в Энгерии не принято выставлять на всеобщее обозрение. Возможно, именно поэтому она всегда была идеалом и образцом подражания. На нее смотрели с восхищением, к ее мнению всегда прислушивались, считали радушной хозяйкой и достойной женой его светлости Уильяма де Мортена. К сожалению, мало кто знал, какие именно чувства скрываются за этим фасадом. А может быть, и к счастью. Матушка со стыда умерла бы, нежели призналась кому-то в том, о чем рассказала мне.
«Но я ничуть не удивлена вашему выбору. Пусть я всегда боялась это признать, но вас ждала особая судьба, полная испытаний и отличная от той, какую мне хотелось бы для своей дочери. Ваш отец тоже об этом знал; возможно, поэтому он и был с вами так строг и не позволял мне заниматься вашим воспитанием. Ведь я хотела видеть вас леди, а не воином».
Да уж, леди из меня не получилось. Но и воина, судя по всему, тоже. Потому что воины не валяются в постели, когда перевалило за полдень. И уж совершенно точно воинов не посещают такие мысли, какие посещают меня. Вчера сорвавшаяся с рук магия уничтожила хрупкое, едва зарождающееся доверие между мной и Софи. А может быть, я сама его уничтожила. Но главным было не это: я могла зацепить тьмой нашу девочку. Могла выплеснуть ее на Анри. Возможно, мне действительно стоит ему обо всем рассказать и согласиться с тем, что зелье – наилучший выход. Но почему же во мне все сжимается при одной только мысли об этом?
Положив руки на живот, я слушала биение маленького сердечка, и становилось спокойнее. Несмотря на окружавшие меня серые стены и бесцветное солнце. Несмотря на мысли о том, что Софи меня никогда не простит. Нет, я не смогу это сделать. Не смогу ни за что на свете. Даже если мне придется спать с открытыми глазами и контролировать каждый свой вздох.
«Судьба порой преподносит нам неприятные сюрпризы, и чтобы выжить, приходится опираться на руку тех, кого мы любим. В свое время именно вы стали моим спасением. Маленькая Тереза, за одну улыбку которой я готова была простить вашему отцу все».
