Да, я собиралась говорить с матушкой о ребенке, но почему-то под привычно спокойным и величественным взглядом начать казалось еще сложнее, чем в присутствии Анри после его слов.
– О да. Помню, когда я носила вас, по утрам тоже не могла оторвать голову от подушки. Только ради Всевидящего, Тереза, объясните, почему ваш супруг до сих пор не знает? Я вчера спросила его, рад ли он стать отцом, но он заговорил о Софи.
Я закашлялась и долго пыталась прийти в себя, пока матушка не похлопала меня по спине – довольно участливо, надо признать. И очень мягко. В ответ на мой взгляд она только улыбнулась.
– Дорогая моя, это же очевидно. Сегодня с утра вам стало дурно. Вы никогда столько не ели. И уж тем более вы не отличались особой сентиментальностью. Кроме того, вы немного округлились, что меня несказанно радует.
Не сказать, чтобы меня это тоже несказанно радовало. Для вершины счастья не хватает только стать похожей на плюшку. Я украдкой покосилась на свое запястье, но оно вроде выглядело так же, как обычно. Косточки выступают, все как положено.
– А еще у вас так сияют глаза! Несмотря на всю эту… странную обстановку и отсутствие нормальных условий. Сегодня же поговорю с графом, что так продолжаться не может.
– Не надо! – рыкнула я. – Матушка, давайте оставим наш быт в покое!
Леди Илэйн поджала губы.
– Когда это я успела отличиться сентиментальностью? – спросила я, чтобы выиграть время на раздумья и критически осмотрела свой поднос.
Разве тут много еды?
– Ну как же, вчера, за ужином. Вы чуть не расплакались, когда я рассказывала, как на охоте юный виконт Арстон подстрелил крольчонка.
На глаза вдруг навернулись слезы, которые я немедленно заставила отступить.
– Но он же совсем маленький, – заметила негромко.
– Виконт Арстон? Да, ему еще нет и двенадцати.
– Крольчонок.
Леди Илэйн приподняла брови и испытующе посмотрела на меня.
Чем больше мы об этом говорили, тем отчетливее я понимала, что с темы свернуть не удастся.
– Матушка, неужели это настолько заметно?
– Для женщины – более чем, моя дорогая. Особенно если эта женщина знает тебя с детства.
Теперь уже мне пришлось опустить глаза. Всегда казалось, что матушке нет до меня никакого дела, и в прошлом году причина этого стала мне ясна. Но может ли мать отказаться от ребенка, даже если запирает в себе малейший намек на чувства? И разве она сумеет отказаться от того, чтобы даже тайком – вот как я за Софи, наблюдать за взлетами и падениями, за горестями и радостями. Сколько раз вот так, в детстве, я ловила на себя ее взгляд – зачастую холодный и отстраненный, но никогда не думала, что за ним скрывается что-то кроме вежливого внимания. Какой же я тогда была глупой! Наверное, понять такое можно только когда сама становишься матерью.
На глаза снова навернулись слезы, и теперь уже я не смогла их сдержать. Они хлынули сплошным потоком, смывая годы собственной глупости и одиночества, в которое я сама себя загоняла.
– Девочка моя! – Матушка поднялась из кресла и опустилась на постель.
Я же отставила столик и теперь рыдала прямо ей в плечо, нисколько не сдерживаясь.
– Анри не хочет своих детей, – пробормотала сквозь слезы.
– Не хочет? Кто вам это сказал?
Такой простой вопрос почему-то спровоцировал очередной всплеск отчаяния, которое отразилось в тихом шепоте:
– Он сам.
Я прерывисто вздохнула, не решаясь поднять лицо. Стыдно было до невозможности – развела тут сырость. Ужас! Просто ужас ужасный и кошмар. Кошмарнее не бывает.
– Граф такое сказал? – матушка отстранилась и пытливо заглянула мне в глаза.
– Да. И на то есть причины.
Пришлось рассказать все с самого начала – о силе хэандаме и о том, что мне предстоит. О том, как категорично Анри отзывался о возможности выносить ребенка, об опасностях и последующем более мягком разговоре. Когда я все-таки дошла до воспоминаний про зелье, матушка приложила палец к моим губам.
– Достаточно. Не терзайте себя, – она снова притянула меня в объятия и теперь гладила по волосам, как если бы я была маленькой девочкой. – Понимаете, моя милая Тереза, не все здесь так просто и однозначно. Он говорил о ребенке, которого нет. Для него нет.
– Но он и не хочет, чтобы он появлялся.
– Спорное замечание. Особенно если учесть, как он ухаживает за Софи и как ведет себя в ее присутствии. А как он на нее смотрит! Неужели вы не замечали?
– Софи – другое дело. Она не угрожает моему здоровью.
Матушка напряглась: я почувствовала, как закаменели ее плечи, но спустя недолгое время расслабились.
– Как ваша мать я готова поддержать его в том, что касается зелья, – вот тут уже напряглась я. – Но в то же время как ваша мать я не смогу этого сделать. Я понимаю, что сейчас вы очень сильно рискуете, но зная вас, не представляю, что вы выберете другой путь.
Да что со мной сегодня такое творится? Не успела отойти от первого слезокапства, как уже наметилось второе. Украдкой потерла уголки глаз, надеясь, что во мне наконец-то кончатся слезы. Должны же они кончиться.
– Хотите, я с ним поговорю?
– Нет! – тут же вскинулась я. – Нет, только не это. Я должна это сделать сама.
Матушка отстранилась и внимательно заглянула мне в глаза. Сейчас ее прищур напоминал кошачий: внимательный, изучающий, и хитрый. В сочетании с зелеными глазами выглядело довольно подозрительно.
– Вот это вы совершенно точно заметили, моя дорогая. Но если граф не будет знать о наследнике или наследнице до дня моего отъезда, я сама сообщу ему радостную новость.
От неожиданности замерла, глядя на бывшую герцогиню широко раскрытыми глазами.
– У вас достаточно времени, целых две недели. Но все-таки не советую тянуть так долго.
– Вы… вы этого не сделаете! – рыкнула я, когда матушка поднялась и расправила юбки.
– Сделаю, и вы прекрасно это знаете.
– Тогда я не буду с вами разговаривать!
– Что ж, думаю оно того стоит.
Она поцеловала меня в макушку и направилась к двери. Взялась уже было за ручку, но тут обернулась:
– Ах, да. Я составлю вашей Селесте список, что вам лучше есть в ближайшие месяцы. Вам необходимо нанять камеристку немедленно! И пригласить целителя, в самом скором времени. Желательно, до моего отъезда, чтобы я успела услышать заключение из его уст. А пока не смейте вставать с кровати. Берегите себя.
Выдав мне все указания, бывшая герцогиня выплыла за дверь. А я поняла, что сама себя загнала в ловушку: если не скажу я, матушка расскажет Анри. Она не бросается пустыми угрозами – так же, как и мой брат. Что же, теперь… теперь, похоже, мне надо придумать, как это сделать в самые ближайшие дни, чтобы угроза появления целителя в этом доме стала неактуальной. Потому что если муж узнает об этом не от меня… ой.
