По дороге к нам присоединяется Туна, всё такой же услужливый, угрюмый и ко всему равнодушный. Очевидно, или тот самый обещанный разговор ещё не состоялся, или просто не подействовал.
Во мне уже привычно вскипает злость — и я так же привычно её подавляю. Но вопрос всё равно получается сердитым:
— Скажи… а это нормально, что Артур пришёл в мой… наш замок, как к себе домой? Просто, раз он пришёл, то и ещё кто-нибудь может, его Мерлин, например? Я не хочу видеть это старика в своей спальне! Он в меня нож воткнёт, и совесть его даже мучить не будет.
— Ты с ним знакома? — Дамиан искоса смотрит на меня. — Мне… мне жаль, я должен был оградить тебя от этого человека.
По моему глубокому убеждению, здешний Мерлин уже не человек, а Дамиан вместо ограждения вовсю тогда занимался важным для Тёмного Властелина завоеванием мира… Но если я это скажу, будет грубо и ещё более сердито, так что я молчу. Тоже угрюмо, наверное, как Туан.
— Виола, героя я привёл, — говорит, наконец, Дамиан. — Он должен был тебя увидеть. Тебя такую… Пойми, он не сможет биться, если не будет верить, что кого-то спасает. Теперь Мерлин расскажет ему, что победив, он спасёт тебя — и герой будет готов. А так… сбежит. — Дамиан улыбается.
Я не обращаю на его улыбку внимания.
— Победив? То есть, убив?
— Мерлин лжёт, — грустно улыбается Дамиан. — Для него это легко. Всё для победы добра. Он идеалист, Виола, чужие жизни его беспокоят только, пока они ему нужны.
Что-то подобное говорил мне папа, когда я прочитала «Властелин колец» и влюбилась в Гэндальфа. Я знаю, это было глупо, но папино заявление, что добрый волшебник никогда бы не отправил одного маленького хоббита на верную смерть, заставило меня всю ночь прореветь в подушку. Кажется, мне было двенадцать, и идеалы вместе с кумирами тогда погибали мучительно, всегда со слезами — естественно, моими.
В общем, в шестнадцать я уже считаю себя прожжённым циником, но ни в какое сравнение мой цинизм не идёт с цинизмом Ромиона. Или Дамиана — сейчас. Наверное, это нормально, Дамиан должен был измениться после того, как побыл Тёмным Властелином. Но, чёрт возьми…
— Это он на тебя цепи надел?
— Виола, не сейчас, — тоном «никогда» говорит Дамиан и подаёт мне руку — я поскальзываюсь на мною же некогда созданном льду.
— Ты посвятишь меня в детали своего плана, я надеюсь? — Внутри снова всё клокочет. Очень хочется кого-нибудь помучить… Бред какой!
Дамиан ловит мой взгляд и склоняет голову.
— Кажется, обед нужен срочно, — улыбается он и поворачивается к Туану. — Принеси горячий шоколад. И мёд.
— Да, господин, — Туан с поклоном уходит, а я потрясённо смотрю ему вслед.
— Дами, что ты творишь?
— Что, моя королева?
— Зачем ты ему приказываешь? Я же сказала, что он мой друг!..
— Твой — может быть, — холодно отвечает Дамиан. — Но не мой. Пусть скажет спасибо, что я его ещё не убил. Вот уж кого я бы даже сейчас помучил…
— Дами!
Он молча смотрит на меня.
— Так нельзя, — шепчу я, проводя пальцами по его лицу. — Ему плохо, Дамиан, ты же видишь.
— Плохо? — усмехается Дамиан, и эта усмешка до боли напоминает ту, злую, которую я постоянно видела на его лице, когда он был Тёмным Властелином. — Плохо? А тебе не было плохо? Мне не было плохо? Всему королевству — да что там, всему миру из-за него не было плохо? — Я поражённо смотрю на него, и Дамиан успокаивается. — Я поступаю с ним так, как он того заслуживает. Виола, я понимаю, что ты фея, и твоя жалость…
Я отвожу взгляд и отступаю. Дамиан хмурится.
— Виола…
— Я просто подумала… Ну, знаешь, вдруг бы я в тебя не влюбилась и осталась бы дома, как Виллинда настаивала? Или помогла маме, как она просила. Ты бы, наверное, тогда погиб, да?
— Виола, — снова начинает Дамиан, и его голос звучит сдавленно, тихо. — Вспомни, из-за кого всё это началось?
— А из-за кого? — пожимаю плечами я. — Ты правда хочешь повесить всю вину на Туана? Я и до него сомневалась в себе и в тебе. И ты тоже. Просто понимаешь, мне кажется это неправильным: у тебя второй шанс есть, а у него — нет. И жалость, как ты говоришь, тут не при чём. Я просто знаю его лучше, чем ты. Поверь, он тот ещё неприятный тип, но то, что с ним делаешь ты — несправедливо. Я так считаю.
Дамиан молча смотрит на тебя и хмурится.
— Шоколад, госпожа, — раздаётся за спиной бесцветный голос.
Я оборачиваюсь — Туан уже в поклоне, взглядом не встречается и больше похож на статую, научившуюся двигаться.
Хоть бы перевернул мне эту чашку шоколадом на голову, что ли? Было бы лучше.
— Спасибо, — я забираю кружку: она восхитительно горячая.
И, поворачиваясь, замечаю, как задумчиво Дамиан смотрит на Туана. Но мне говорит только:
— Пойдём, моя леди.
И я тоже молча подаю ему руку.
Просто, как говорит моя крёстная ведьма, мужчинам иногда нужно подумать — крепко-крепко, серьёзно подумать — чтобы дойти до несложной, в общем-то, мысли: женщина права. Сразу эта мысль им в голову ну никак не приходит, нужно время.
Подождём.
Послы от гоблинов уже собрались в пещере — мой ледяной дворец имеет с десяток выходов в лабиринты пещер местных троллей, так что нам наружу даже выходить не приходится. Это хорошо — вьюга со вчерашнего дня так и не улеглась.
Среди послов стоит Ульрик — что ж, этого следовало ожидать. Дамиан ловит мой взгляд и жестом — этак привычно — отсылает троллей прочь. Туан остаётся, тёмное облако у руки Дамиана — наверняка духи — тоже.
А вокруг Ульрика, ощетинившись, замерли «бронированные» гоблины-гвардейцы.
— Ваше Величество, — Дамиан не утруждает себя даже кивком. — Что приве…
— Ты! — пищит Ульрик, отталкивая своих гвардейцев и тыча в меня когтистым пальцем. — Напиши сестре, что с тобой всё в порядке. Сейчас же! Она уже все глаза себе выплакала!..
Я подскакиваю — до этого Туан усадил меня на трон, не забыв подложить меховую подушку (а то на льду сидеть приятного мало…) — и озираюсь, ища бумагу.
Ульрик усмехается.
— Значит, это правда ты, Виола. И с сердцем у тебя всё в порядке. Возьми. — Он извлекает откуда-то розу, почему-то с золотой сердцевиной, так что она больше напоминает шиповник. Гибрид розы и шиповника. Или даже мака. Но пахнет розой — по всей пещере разливается её аромат. — Моя королева просила тебе передать.
Розу забирает Туан, потом с поклоном передаёт мне. На стебле — что забавно, без шипов — повязана белая лента, на которой золотом выведено — почерком сестры, со всеми завитушками (иначе Роз просто не может): «Сумасшедшая! Как ты могла?!». И с другой стороны: «Напиши мне! Напиши, что с тобой всё в порядке».
