Словно отзываясь на эти мысли, старик повернулся к Павлу и поманил его пальцем.
Сенсация сама шла в руки.
«Сделаешь достойный репортаж, на всю страну прославимся! Золотая жила эти «червонi пояси»!»
Когда Павел приблизился, старик уже поднялся на ноги и опирался на суковатую палку, которую ему подал Степан. Мальчика уводили обрадованные родители, но судя по хмурому лицу отца, дома малец отведает не только материнской ласки, но и отцовского ремня.
– Ты тоже иди домой, иди, Степушка, – донесся до Павла добродушный голос старика.
– Кто ж тебя доведет? – прогудел в ответ Игумен.
– А вот он и доведет, – Захарий кивнул на подошедшего Павла. – Поможешь старику, соколик?
– Помогу, – согласился Павел и отметил, как на заросших скулах Степана так и ходят желваки.
– Добро, – процедил Игумен, повернулся и зашагал к Червоному Куту.
Старик поглядел ему вслед, вздохнул, помассировал впалую грудь.
– Устал я, соколик, – жалобно протянул он. – Не найдешь ему выхода – огнем опалит. А найдешь – как пустыню иссушит.
– Что иссушит? – машинально спросил Павел.
– Слово, – старик пожевал губами, крепче ухватился за палку и поднял слезящиеся глаза. – Пойдем, что ли?
Павел подхватил старика под локоть: Захарий оказался на голову ниже его и был хрупким, как кузнечик. При каждом шаге его суставы похрустывали, и старик кряхтел и охал, обдавая Павла кисловатым запахом старости.
– А все же, – первым нарушил молчание Павел, – как вы провернули этот фокус с хождением по воде? В середине реки какая-то каменная гряда, я прав? Если так, это ведь можно проверить!
– Попробуй, – спокойно ответил Захарий. – Завтра поутру и сходи. Плавать-то умеешь? Течение в нашей Полони быстрое.
– Если со страховкой, то и ребенок справится.
Захарий тяжко вздохнул.
– Эх, соколик! Ты ведь не просто так сюда приехал. Ты ведь за ответами приехал. А коли я даю тебе ответ, почему не принимаешь его? «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, как поверите, если буду говорить вам о небесном?»
– А еще говорят: «Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим».
– Глаза да уши часто подводят, – прокряхтел Захарий, с трудом преодолевая подъем. Избы Червонного Кута остались по правую руку. – Мои глаза видят парня молодого, здорового. А вот сердце трепещет да волнуется. Червоточину чует.
– Так что же, – сказал Павел, – значит, вы словом божьим и лечите, и чудеса сотворяете?
– Истинно так, – безмятежно ответил старик. – Блаженны слышащие Слово Божие и соблюдающие его. Услышишь и ты, коли веру в свое сердце впустишь. Трава засыхает, цвет увядает, а Слово пребудет вечно.
– И мертвых к жизни можно вернуть? Вот как утонувшего мальчика?
– Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые? и в каком теле придут? Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. Сеется тело душевное, восстает тело духовное…
В слуховом аппарате щелкнуло, словно кто-то издал короткий смешок. Павел встревожено огляделся: вечер окончательно вступил в свои права, вымазав чернилами и лес, и Червонный Кут, и золотую луковицу Троицкого собора. У крайнего дома, избы старика, жалась фигурка в сарафане и белом платке.
– Ульянка уже встречает, – проговорил Захарий. – За дочерью пришла, видать. Ну, так дальше я сам дойду. Спасибо, соколик, что проводил. А ты, коли надумаешь, так приходи завтра в полдень. Как уверуешь – так и будет тебе.
Он выпростал руку у опешившего Павла и заковылял к дому.
10. Темна вода
Не спалось. Едва только накатывала дремота, как в голове звенело тревожное: чудо или нет?
Павел думал об этом весь вечер после возвращения домой, пролистал получившиеся снимки. В блокноте появились записи: «Хождение по воде», «Воскрешение», и рядом – несколько вопросительных знаков. В графе «Против» Павел написал: «Массовый гипноз» и дважды подчеркнул фразу.
Ритуалы работают по одной и той же схеме: определенная музыка, однообразные повторяющиеся движения, выкрики или монотонные молитвы, хоровод на берегу. Все это погружает участников в транс, а зрителей заставляет поверить в происходящее. Павел все больше утверждался в мысли, что перед ним развернули показательный сеанс групповой гипнотерапии.
«А теперь на счет «три» вы поверите, что человек идет по воде…»
И Черный Игумен трижды хлопает в ладоши.
Тогда понятен и феномен Леши Краюхина: мальчик прошел курс лечения, но для полного исцеления не хватало веры.
Как уверуешь – так и будет тебе. Эффект плацебо.
Павел промучился до часу ночи, но в итоге сдался. Ажурный ночник плеснул на подушку коньячной желтизной. В обволакивающей тишине было что-то непривычное, напряженное – затишье перед бурей. Помассировав лоб, Павел вздохнул и принялся одеваться: не мешало освежить гудящую голову.
За порогом разливалась ночная прохлада. Желтки фонарей висели над крышами, тускло подсвечивая изрезанную тенями дорогу. Хозяйский пес высунулся из будки и затявкал – неслышно, потому что слуховой аппарат остался дома, на столике. Павел прицыкнул на лохматого охранника и вышел за калитку. Дом бабки Матрены – последний, освещенный. Дальше царила темень, в которой избы старца Захария почти вовсе не было видно.
Темна вода во облацех…
Неплохое название для будущей статьи. Или лучше: «Лазарь, восстань!» Пафосно, как раз по вкусу Евген Иванычу. Оставалось только гадать, какие сюрпризы приготовит старец к завтрашней встрече. И хорошо бы они остались наедине: уж Павел постарается узнать и об истории села Погостово, и об Окаянной церкви, и о Слове.
Что-то живое коснулось голени. Павел опустил взгляд. Блеснули отраженным светом пуговки глаз
Кошка. Черная, как сажа.
– Кс-кс! – позвал Павел, не слыша собственного голоса. Кошка приоткрыла пасть, словно улыбнулась. Из будки выскочил пес и, натягивая цепь, забегал вдоль забора. Как бы не разбудил хозяйку!
– И-ди сюда! – снова попробовал Павел. Захотелось узнать, есть ли у этой кошки белое пятно на лапе? Но поймать не удалось: зверек метнулся в тень, вытянув подрагивающий хвост, и Павел шагнул следом, выходя из освещенного фонарем круга в пустую черноту.
Силуэты стали резче, контрастнее. Дом старца выглядывал из-за покосившегося плетня, как сказочный горбун. За черным шрамом оврага выступал косогор, утыканный избами Червоного Кута, словно бородавками.
Со стороны оврага показался силуэт. Павел отступил было назад, к оранжевым пятнам света, где заходился лаем сторожевой пес и над крышами висели клочья дыма. Но вовремя понял, что так его сразу увидят, поэтому прижался спиной к забору, надеясь, что ни шагами, ни дыханием не выдаст своего присутствия. Силуэт метнулся к избе старца и замер, словно ожидая чего-то. Потом сложился вдвое – человек присел на корточки и убрал со лба налипшие кудри.
