– Не нашло улик против вас, – подхватил Михаил Иванович, но на его лице не было радости и не было улыбки, между напряженно сведенными бровями пролегла глубокая складка, словно кто-то рассек переносицу ножом. – На орудии… пре-сту-пления… нет ваших отпе-чатков…
– А чьи есть? – резко спросил Павел.
– Ничьих нет, – на этот раз участковый улыбнулся, но улыбка вышла натужной. – Илья Петро-вич просил пере-дать, что не смеет вас за-дер-живать. Вы можете уезжать прямо…
– Пере-дал лично? – снова перебил Павел и прочитал по губам участкового:
– Лично. Вы сво-бодны.
– А поджог?
Дальше Павел мало что разобрал, но понял: Михаил Иванович втолковывает ему про проводку и замыкание.
«Замыкание в заброшенном сарае, как же!» – хохотнул в голове Андрей.
Павел тронул кончиком языка высохшие губы и сказал сквозь кипящую злобу:
– Я знаю… поджог Чер-ных!
На фоне заката фигура участкового казалась монохромной, ненастоящей, точно нарисованной ребенком. Все его подкопченное лицо подергивалось, брови прыгали, черные губы шевелились, произнося слова быстро-быстро, из чего Павел разбирал только: «чем докажете?», «привлечь за клевету…», «по-доброму предлагаю».
– Я по-звоню Ем-цеву, – не слушая его, произнес Павел. – Прямо сейчас…
Он потянулся за телефоном. Лицо Михаила Ивановича почернело совершенно, из запавших глазниц сверкнули озлившиеся глаза. Павел вытащил мятую бумажку с расплывшимися чернилами, стараясь не глядеть на участкового, набрал номер. Он не слышал гудков, но видел, как по экрану бегут пунктирные линии. Секунда, три, пять, восемь…
Гудок оборвался. Наверное, на том конце женский голос вежливо пояснил, что абонент временно не доступен. От острого разочарования свело зубы.
– Я это-го так не остав-лю, – механически проговорил Павел и сжал телефон, едва справляясь с желанием швырнуть его на дорогу. Повернулся и пошел: лопатки сверлил пристальный взгляд участкового. Было душно и страшно, но за этим страхом таилось безбашенная злоба. Приоткрой дверцу, впусти его за порог и обидчикам воздастся по делам их…
Телефон завибрировал.
Вот сейчас! Сейчас Павел расскажет все, что происходит здесь! Про пожар и полумертвого мальчишку, про драку на похоронах, про участкового, явно покрывающего делишки Краснопоясников, а может, и настоящего убийцу.
Павел с готовностью поднес экран к глазам.
«Это не Емцев», – холодно сказал Андрей.
И оказался прав: звонила Софья.
Павел машинально нажал на кнопку, поднес динамик ко рту и сказал как можно отчетливее:
– Не-слышу… на-пи-шу…
Потом сбросил вызов. На всякий случай обернулся: не преследует ли его Михаил Иванович? Но участкового и след простыл, люди шли со службы, бесшумно и неспешно, точно призраки. Закат кипел, кровь кипела в висках.
Угрюмо уткнувшись в телефон, Павел быстро набрал сообщение:
«Сломал аппарат. Что нашла?»
Отправил.
Ждать пришлось недолго. В ответном сообщении пришло:
«Жаль. Как теперь? Нашла, как звали чиновника, отца бесноватой. Меркушев Никита Петрович. Знакомо?»
«Нет», – ответил Павел.
«Да», – шепнул Андрей.
Звон в голове усилился. Небо покачнулось, прикрыло облаком кровоточащий глаз солнца. Павел вытер пот ладонью.
«А так?» – пришел ответ. И вместе с текстом – фотография.
Скуластое лицо, тяжелый выбритый подбородок, пронизывающий взгляд и дорогой костюм.
«Не знаю! – мысленно простонал Павел. – Не видел! Откуда?»
«На похоронах», – подсказал Андрей, и внутренности обдало жаром. Медленно, точно во сне, Павел вытащил из кармана еще одну мятую бумажку – ту самую, подпаленную с края, найденную в подвале сарая, – прикрыл нижнюю часть лица на портрете. Тусклый экран подсветил буквы, и Павел шевельнул губами, прочитав написанное на клочке имя:
«Меркушев Никита Петрович».
Бывший чиновник, а теперь Краснопоясник, сектант. Это он держал гроб с телом Захария, когда случилась драка, и он оттаскивал разбушевавшегося Степана.
«Узнал!» – удовлетворенно проскрипел Андрей, и тишина лопнула: где-то за спиной затрезвонили колокола.
– Да замолчи, ты! – зашипел Павел и, выронив листок, сжал ладонями виски.
Налетевший ветер подхватил клочок бумаги, закружил, понес вдоль улицы. Павел очнулся и, хромая, бросился следом, подхлестываемый в спину колокольным звоном, а мысли неслись вскачь.
Значит, уходили в секту не только спившиеся деревенщины и замученные домохозяйки вроде матери Леши Краюхина, но и довольно крупные фигуры. Павел и таких повидал: в слепой вере, в погоне за чудом отдавали последнее, деньги перечисляли секте на правах пожертвований, и теперь слова бабки Матрены о том, будто Захарий был для деревни «кормильцем» приобрели новый смысл. Рука руку моет. Неудивительно, что участковый заодно с Краснопоясниками. Интересно, знает ли об этом Емцев? Павел обязательно свяжется с ним, он выведет этих фанатиков на чистую воду, а его статья взорвет общественность!
Мимо, поднимая пылевые вихри, пронесся на мопеде Кирюха. Резко затормозив, свесился с сиденья и ловко подхватил листок.
– Дай-сю-да! – выкрикнул Павел. – Мое!
Выхватил бумажку из потной Кирюхиной ладони и запихал в карман. Дышалось тяжело, в ноздри набилась пыль. Павел высморкался прямо на дорогу, обтер взмокший лоб. Кирюха зашлепал губами, и Павел едва уловил слова «Червон…», «страх» и «убьет».
– Го-вори четче! – сердито произнес Павел. – Кто-убьет?
– Сте-пан! – по слогам выговорил Кирюха. Его зрачки плясали, от куртки пахло потом и соляркой. – Машин-ка где?
– Сломал, – ответил Павел.
– Черных?
– Да.
Кирюха съежился.
– К мам-ке соседка при-ходила, – заговорил он. – Ви-дела как… крас-но-поясники себя сте-гали… кричали… страшно!
Павел сплюнул от досады и выдержка давала трещину. Ох, как же он сейчас их ненавидел! За каждый проведенный в тишине год, за каждый сочувствующий взгляд со стороны, за каждую ложь. Вынув телефон, повертел в руках, поглядывая на экран – не перезвонит ли Емцев? Не перезвонил.
– Бо-имся Степана, – продолжил Кирюха. – Ра-зо-шелся не на шутку. Ты бы уезжал, дядя. Жалко…
– Не уеду, – упрямо ответил Павел. – И на Чер-ных найдется упра-ва.
Кирюха распахнул глаза.
– Что-то заду-мал, дядя?
– Задумал кое-что. Па-латка у тебя есть?
– Нету, – удивленно ответил Кирюха и в подтверждение слов мотнул головой. – Тебе зачем? В по-ход собрал-ся?
