– Вроде того. За-цепка есть. Оста-лось узнать, отку-да пошло Слово.
– На Леша-чью плешь собрался? – сразу понял мальчишка. В глазах мелькнул страх, потом исчез, сменившись хулиганским восторгом. – Ух, дядя! Ух!
– Так что? – нетерпеливо спросил Павел. – Дашь палатку?
– Нету у меня, – с досадой ответил Кирюха. – Спаль-ный ме-шок есть. Мам-ка на чердак за-кинула. Погоди, при-везу.
– Вези. У Мат-рены буду.
Мальчишка театрально взял под козырек и рванул по дороге, обдавая Павла пылью и выхлопами.
Закат истекал последней сукровицей. Павел собирался поспешно, сначала принялся по привычке педантично складывать футболки, а потом плюнул и побросал, как попало. До предела зарядил аккумуляторы телефона и камеры, пролистал блокнот с записями.
Наверное, Емцеву будет интересно увидеть эти записи. Павел набрал ему смс: «Перезвоните. Есть разговор», потом отключил телефон – аккумулятор нужно экономить.
– Куда собрался на ночь глядя, милок? – с подозрением спросила бабка Матрена, поймав Павла в коридоре. – Поезда уже не ходют.
– Вер-нусь, – ответил он, на ходу застегивая куртку. – Через день-другой. Вот, – он порылся в кармане и протянул деньги, – на буду-щее. Нико-му ком-нату не сдавайте.
– Раз так, другое дело, – довольно ответила бабка Матрена и перекрестила постояльца. – Бог в помощь!
Звон разбитого стекла Павел услышал и без Пули. Вскинул голову и замер, прислушиваясь. Звон повторился. Бабка Матрена отскочила к стене, заверещала, взрезая криком плотную тишину, потом бросилась в кухню. Павел скинул сумку и шагнул следом. Глухие удары дробно прокатились над головой, и Павел инстинктивно пригнулся, вжимаясь в стены и озадаченно озираясь по сторонам. Тишину рвал собачий лай, топот бегущих ног и хулиганский свист.
Выскочив в кухню, Павел заметил, как за окном мелькнула тень. Жалобно дзенькнуло стекло в раме и взорвалось осколками. Павел бросился вперед, не сшибив с ног бабку Матрену. Над головой просвистело что-то тяжелое и ударилось в стену. На волосы посыпалась побелка.
– Ах, Господи! – плаксиво причитала бабка, неповоротливо ворочаясь рядом с Павлом. Он слышал, как хрустят артритные суставы, как из груди выходят всхлипы. – Кого я прогневила? За что же такое наказание?
Павел поднялся, опираясь о стену и стряхивая с макушки пыль. Возле стены лежал немалых размеров булыжник. Камни продолжали градом осыпаться с крыши, заходился лаем старухин пес, бренча цепью, потом вдруг взвизгнул страшно и высоко.
– Мухтар! – закряхтела Матрена, с трудом поднимаясь на ноги. – Мухтарушка-а!
Павел кинулся к дверям. Камень просвистел совсем рядом, грохнул в оштукатуренную стену, и она лопнула, как скорлупа, пошла крупными трещинами. У будки, перетянутый цепью, как удавкой, лежал пес: шерстяные бока ходили ходуном, возле головы растекалась кровавая мокрая лужа.
– Убирайся! – услышал Павел полный ненависти окрик. – Чужак! Вон!
За калиткой маячила тройка пацанов в белых рубахах, перетянутых поясами. Увидев Павла, один из мальчишек показал ему неприличный жест и хрипло засмеялся.
– А как же гово-рится, – крикнул Павел, – кто без гре-ха… пусть первым бро-сит ка-мень!
– Мы были безгрешны! – крикнул кто-то со стороны уже взрослым мужским басом. – А ты осквернил! Убирайся!
– Скверна в тебе! – заверещала женщина, вороньим пугалом вставшая за кустом. – Червь в тебе! Вижу! В тебе!
«А-а! Черви! Кормите рыб!» – отозвался эхом в голове.
Павел не успел увернуться от нового камня, и скривился от прицельного удара в плечо. Оно тотчас взорвалось болью, глаза заволокло кровавой мутью.
– Паршивец! – зашипел он. – Получи!
Подобрал камень, но швырнуть не успел. Дверь толкнула его в спину, на крыльцо вывалилась бабка Матрена и, увидев издыхающего пса, завыла в голос:
– Мухта-арушка! Да что же… Ох, горе-е!
– Смотри, бабка! – нахально крикнул один из мальчишек. – И с тобой то же самое будет!
– Любишь гроши, Матреша? – кривляясь, прокричал другой. – Держи миллион!
И швырнул булыжник. Он поскакал по железному козырьку, отдаваясь в ушах грохочущим звуком – бум! бум! – будто сумасшедший ударник что есть силы лупил в тарелки. Дрожа от ярости, Павел заковылял с крыльца. Мальчишки прыснули в разные стороны, силуэт женщины за кустами исчез, словно растворился в надвигающихся сумерках.
– С-суки! – повторял Павел. – Долбанные фанатики! Убью!
Подобрал камень, но выронил. Рука наливалась тяжестью, из груди выходили надсадные хрипы, и сзади голосила бабка Матрена, оплакивая пса и почем зря кроя самого Павла.
– Из-за тебя все, изверг! Из-за тебя Мухтарку пришибли! Гляди, сколько бед натвори-ил!
Павел оглянулся, раздувая ноздри, в груди вскипала черная ярость.
– Надо идти к участковому! – выцедил он, но тут же поправился: – В город, к Емцеву. Пишите заявление, я в свидетелях буду.
– Тьфу, пропади! – плюнула бабка Матрена. – Чтоб тебя тут духу не было! Ббумажки свои поганые забери! – Она выгребла из кармана деньги и швырнула их в Павла. – И не возвращайся! На порог не пущу!
Павел глянул исподлобья. Кровь приливала к голове, пульсировала в висках, и до одури хотелось закурить. Он с досадой хлопнул по карману, сплюнул под ноги и, хромая, поднялся на крыльцо. Там подхватил брошенную сумку, перекинул через плечо.
– А ведь инвалидом прикидывался, – услышал он полный ненависти шипящий голос бабки. – Я поверила, дура!
В сумерках ее глаза блестели как два бутылочных осколка.
25. Сообщники
– А я тебе тут тушенки приволок, дядя, – говорил Кирюха, старательно произнося слова, хотя Павел слышал и так – не очень четко, будто через подушку, но после многолетней тишины и это было чудом, а Кирюха все продолжал выгребать из рюкзака домашнюю снедь, приговаривая: – А еще хлеба. И вот огурцов малосольных. И колбасы домашней. На-ка!
– Ограбил мамку! – качал головой Павел, но про себя улыбался. Забота мальчишки была ему приятна. – Не хватится?
– Не! – махнул Кирюха рукой. – Она с сеструхой сидит, приболела малая. Я вот тоже тебя провожу, да обратно поеду.
– Можешь не провожать. Сам доберусь.
– Ага, как же! – хмыкнул мальчишка. – Ты дорогу-то на Лешачью Плешь знаешь? Поди, каждый день туда ездишь?
Павел покачал головой. В этом Кирюха был прав, дороги Павел не знал и спросить не у кого, ведь не у Степана Черных, правда?
– Вот я и говорю, – мальчишка запихал все принесенное в сумку Павла и крутанул педали, заводя мопед. – Провожу да лесу и обратно поеду. Не ссы, дядя! Со мной не пропадешь!
– Верю, – разулыбался Павел и плюхнулся позади Кирюхи, закрепив сумку на багажнике, куда уже был свален спальный мешок. – Выдержит железный конь?
